Чайник зашумел, выпустил струйку пара и щелкнул, отключаясь. Магда тупо смотрела на чайник, не помня, зачем она его включала. В голове билась только одна мысль: что делать, если на всю твою жизнь легла чья-то чужая тень?..

Вставать не хотелось, хотя солнце уже давно раздражающе било в глаза. Надо бы поменять шторы, у Лены где-то были плотные, «зимние», которые лучше защищали от солнца. Нет, нельзя, Ленка будет против. У нее всегда все было по заведенным правилам – плотные, темные шторы зимой и легкие, прозрачные летом. Она рассердится, если он поменяет шторы…

Лена и Сашка незримо существовали в доме. Везде были их вещи, запахи… Его мать предлагала ему: «Леша, давай, я соберу одежду Леночки и Сашеньки, отвезу в церковь, там принимают вещи для неимущих»… Он не разрешал. И убираться тоже. Квартира приходила в упадок, зарастала пылью, но так и должно быть. Ему казалось, если он начнет что-то делать – стирать пыль, мыть пол, – то непоправимо разрушит что-то, сотрет невидимый след Лены и Сашки, вытолкает их из дома. Эта мысль рвала его сердце…

На подоконниках пожелтели и умерли цветы, хотя он их поливал. При Лене они бурно росли и цвели. Цветы не хотели жить без Лены и Сашки. Он тоже не хотел, но уйти не мог, у него в этой жизни еще оставалось дело…

С работы он ушел. Работа связывала его по рукам и ногам, а ему была нужна свобода. Его не отговаривали, отпустили легко, видимо, в том состоянии, в котором он пребывал, он никому не был нужен.

Он искал убийцу. Он начал его искать с первых дней после гибели сына. По прежней своей работе он знал, как надо искать человека, даже если про него ничего не известно. А у него была фотография. Он ходил по дворам, по квартирам и показывал стоп-кадр из ролика, снятого Сашкой. Ему удалось найти свидетелей, видевших киллера, выходящего из соседнего подъезда. Алексей шел по указанному ими направлению и искал других свидетелей, а также видеокамеры, на которых мог засветиться киллер. Правдами и неправдами он добивался, чтобы ему показали записи. Ему удалось увидеть, как киллер садился в машину. Номера видно не было, но по внешнему виду он отследил машину до выезда из города и дальше. Он проехал и прошел путь убийцы до того города, где тот снимал квартиру вместе с сообщницей. Когда он добрался до квартиры, убийца с сообщницей уже исчезли в неизвестном направлении, не оставив следов. Они как будто растворились в воздухе. Их больше не видел никто.

Полиция двигалась тем же путем, Алексей знал это. Иногда он опережал бывших коллег, иногда шел по их следам. Но и полицейские потеряли след у той же самой съемной квартиры. В ней не нашли ни следов, ни отпечатков пальцев. За городом, в лесополосе, обнаружили сожженную машину, но это ничему не помогло. Выяснилось, что она была зарегистрирована по чужому паспорту, утерянному или украденному, его владелец ничего не знал.

Алексей Кутмин знал от дружка Мишани, что следствие забуксовало, и это его поначалу даже обрадовало. Он хотел найти убийцу сам. Найти и убить. Он купил пистолет – благодаря своей прежней работе он знал, как и где это можно сделать. Незаконно, да, но ему было все равно.

Он знал, что если киллера найдут полицейские или спецслужбы, тот останется жив. Закон охранял его. Его, Алексея Кутмина, сын, его мальчик, ребенок, умер, а этот будет жить… Его жена шагнула в пропасть, а этот будет жить… Он, Алексей Кутмин, не мог с этим смириться. Это несправедливо. Если для того, чтобы восстановить справедливость, придется преступить закон, он это сделает. Что будет потом – уже не имеет значения…

Он был уверен, что ему удастся опять напасть на след, кружил вокруг той самой съемной квартиры, из которой испарились киллер и его сообщница. Он расширял зону поиска, опросил множество людей, слезящимися от усталости глазами пересмотрел кучу записей с видеокамер…

Никто не знал, в какой именно момент исчезла эта парочка. Хозяйка нашла ключи в почтовом ящике и не имела претензий к квартирантам. Их практически никто не видел и не слышал, ничего сказать про них не мог. Нашлась всего пара свидетелей, которые мельком видели женщину у этой квартиры.

Никто не видел, как они выходили, как будто сам дьявол накрыл их своим плащом. Никто не знал, как они выглядят сейчас…

Когда Алексей отсматривал записи с видеокамер, он ориентировался в основном на рост киллера. Все остальное можно изменить, даже черты лица замаскировать с помощью накладных челюстей, валиков за щеками, бород и усов, а рост изменить трудно. Рост он вычислил из Сашкиного ролика, для сравнения взял габариты снайперской винтовки, которые отлично знал. Эх, если бы на записях с видеокамер были видны глаза, он бы не ошибся!

Чем дальше он искал, тем больше приходил в отчаяние. Киллером мог быть и вон тот кретинского вида тип с «ирокезом», в огромных черных очках, и солидный господин с портфелем, и бомж в лохмотьях, и даже священник в рясе с бородой и длинными волосами… Даже инвалид в коляске! Даже высокая неуклюжая женщина с солнечным зонтом! Он прогонял подозрительных через программу распознавания лиц, которая давала какие-то проценты совпадений, но они были слишком малы. Сумасшедшая надежда на удачу таяла, след остывал с каждым днем…

Наконец он осознал, что след потерян безнадежно. Все утратило смысл. Он вернулся домой и погрузился в существование, которое трудно было назвать жизнью. На кухне, в углу, копились водочные бутылки, а в нем самом – злая сила, искавшая выхода. Однажды у магазина он подрался с какими-то хмырями, которые всего-то хотели прикурить, и ему на время стало легче…

В комнаты он старался не заходить, жил на кухне. Здесь ел, заваривая китайскую лапшу, здесь же и спал на кухонном диванчике, стараясь не просыпаться подольше. Но летнее солнце вставало рано, будило его, и он со стоном начинал бесконечный, бессмысленный день.

Сегодня он тоже проснулся с головной болью, ставшей уже привычной, и долго лежал, надеясь еще заснуть, но не получилось, он тяжело поднялся и принялся за обычные утренние дела.

Скоро должен был открыться магазин, нужно было сходить за новой порцией еды и выпивки. А пока он зажег плиту и поставил на огонь закопченый чайник. Лена не признавала электрических чайников, говорила, что кипятить воду в пластмассе страшно вредно, и пользовалась эмалированным. Только у нее он всегда был чистеньким и блестящим, а у него быстро закоптился снаружи и зарос накипью внутри. Ему было все равно…

Чайник уже закипал, когда в дверь позвонили. Он поморщился с досады и пошел в прихожую. Не глянув в глазок и не спросив, кто, распахнул дверь. На пороге стоял Мишаня, верный друг.

Алексей молча посторонился, и Мишаня прошел на кухню. Он брезгливо оглядел запущенное помещение, пустые бутылки в углу, подушку в несвежей наволочке и скомканное байковое одеяло на диванчике, поморщился и сел на кухонный табурет возле стола. Он уже не раз корил Алексея за то, что тот живет «как свинья», но все было бесполезно.

– Чай будешь? – Алексей выключил газ под кипящим чайником, вытащил из шкафчика кружки и коробку с чайными пакетиками. Мишаня помотал головой, Алексей кинул пакетик в одну кружку и залил кипятком. – Чего приперся ни свет ни заря?