Да, это был он, киллер из Сашкиного ролика. Это был он, Сашкин убийца… Алексей задохнулся от ненависти. Мелькнула мысль покончить со всем здесь и сейчас. Выдернуть подушку из-под головы упыря и придавить его! Но нет, так нельзя. Здесь полно людей, нормальных, ни в чем не повинных, здесь больница. Нельзя осквернять это место убийством, поселять в душах людей недоумение и страх. Надо действовать по-другому.

Времени было мало. Скоро очнутся охранники, поднимут тревогу. Надо успеть!

Он коротко вздохнул и шагнул к лежащему на кровати человеку…

Владимир Ильич Москвин и его начальник Иван Андреевич стояли друг против друга по разные стороны длинного стола. Владимир Ильич был бледен, лицо Ивана Андреевича, напротив, наливалось тяжелой, злобной краснотой. Он только что откричался и сейчас тяжело отдувался, стараясь успокоиться.

Как это могло случиться, ну как? Он избегал смотреть в лицо Москвина, боялся сорваться и наговорить такого, что потом ляжет между ним и его подчиненным тяжелым, болезненным грузом и погребет под собой прежние душевные отношения.

Иван Андреевич относился к Москвину по-отечески. Ему нравился этот живой, энергичный, горячий человек. Они понимали друг друга, говорили на одном языке. Иван Андреевич очень хотел, чтобы Москвин занял его место, когда он уйдет на покой. Он даже иногда думал: если бы его красавицы-дочки уже не выскочили замуж, он с удовольствием сосватал одну за Владимира Ильича. Тот, кстати, несмотря на заметную лысину и близко посаженные глаза, был своеобразно красив и очень нравился женщинам.

Но при всем своем хорошем отношении к Москвину простить ему такой промах Иван Андреевич не мог. Киллер, которого, благодаря неслыханной удаче, удалось захватить живым, исчез из охраняемой больничной палаты. Этот скандал мог обернуться для него потерей репутации и досрочной отставкой. Дорогая цена за чужую и, что греха таить, свою беспечность. Но эти личные потери были несравнимы с теми великими бедами, которые мог натворить вырвавшийся на свободу убийца…

– Что говорят местные? – Иван Андреевич наконец тяжело опустился в кресло, и оно жалобно пискнуло под его тяжестью. – Удалось хоть что-нибудь выяснить?

Владимир Ильич тоже перевел дух. Как человек самолюбивый, он тяжело переносил разносы от начальства. Даже от Ивана Андреевича, которого уважал и по-человечески симпатизировал. Даже признавая, что разнос вполне справедливый… Сейчас он был сжат, как пружина, и был готов сорваться с места, мчаться, лететь, исправлять ошибки, преграждать дорогу беде…

– Кое-что, – коротко ответил он. – Отсмотрели записи с камер наблюдения. Видно, как к палате подходит неизвестный в халате, в колпаке, в хирургической маске. В больнице его никто не опознал. Видно, как выходит обратно с пациентом на горбу… Сейчас отсматривают записи с наружных камер. Они уже прислали все нам, я успею их просмотреть до вылета. До рейса еще час…

– Какие у тебя мысли? – Иван Андреевич говорил уже спокойно, по-деловому. – Кто это может быть?

– Как вариант – сообщник… Узнали, что он выжил, и решили добить.

– Почему не прикончили на месте?

– Сам голову ломаю, – признался Владимир Ильич. – Может быть, там, на месте, что-то прояснится…

– Ладно, лети, – Иван Андреевич потер затылок и придвинул к себе стопку бумаг. – Докладывай немедленно обо всех новостях!

…Владимир Ильич стремительно вышел из кабинета начальника. Лицо его приобрело уже свой нормальный цвет, но было хмурым и озабоченным, без обычного блеска в глазах. Он спустился на два этажа и зашел в комнату, где у компьютера сидел плотный черноволосый человек с раскосыми узкими глазами.

– Равиль! – окликнул его Москвин. – Пришли записи из Золоторудного?

– Угу! – не отрываясь от экрана, компьютерщик подвинулся, давая место Москвину. – Ничего интересного, окромя вот этого чувака, – он потыкал пальцем в экран. – Смотри, входит в больничку в девятнадцать пятнадцать с черного хода. Обратно появляется только в три ночи. Волочет на себе другого чувака. Морду прячет, но в одном месте оплошал… Вот, я максимально приблизил…

Владимир Ильич внимательно всмотрелся в стоп-кадр и, не сдержавшись, выругался. На него смотрело знакомое лицо Алексея Кутмина, отца мальчика, убитого киллером в Нижнереченске…

– Объявляй в розыск, – скомандовал он Равилю. – Кутмин Алексей Александрович, тридцать семь лет, уроженец Нижнереченска… В Золоторудном он должен был арендовать машину, пошарьте по прокатным конторам, узнайте номер, отследите. И быстрее, его нужно брать, пока не натворил бед…

Алексей гнал машину по загородному шоссе. Ночь уже кончалась, небо было светло-серым, и край леса отчетливо виднелся на его фоне неровной черной щеткой. Воздух, врывавшийся в открытое боковое окно, стал пронзительно свежим, и ночная духота испарилась из салона машины.

Алексей спешил. Времени у него оставалось немного. Охранники в больнице давно очнулись и подняли тревогу, и по его следам уже наверняка летела погоня. Он не боялся, что его задержат, а потом впаяют срок. Он боялся только одного: ему не дадут закончить начатое дело.

Наконец он съехал с шоссе, попетлял по проселочным дорогам и въехал в лес как можно глубже, пока не уперся в стену деревьев. Заглушил мотор, вылез из машины и открыл багажник.

Киллер, которого он выкрал из больницы, уже пришел в себя, и Алексей встретил его взгляд, в котором прочитал недоумение и страх. «Глаза как глаза», – вспомнил Алексей слова старушки-санитарки. Действительно, это были обыкновенные глаза, а не те бледные пустые гляделки, которые смотрели на него с Сашкиного ролика. Это смущало его, сбивало с толку, он чувствовал, как в нем что-то гаснет.

Там, в больничной палате, ему некогда было разглядывать киллера, но сейчас он видел его всего, целиком – изможденного, худого человека с бескровной серой кожей, пересохшими, потрескавшимися губами и этими ничего не понимающими глазами.

– Вы кто? – еле слышно спросил киллер. – Вы куда меня, зачем?

Непрошеная, брезгливая жалость вдруг накатила на Алексея. Как будто перед ним был извивающийся, издыхающий червяк, которого нужно раздавить ногой, а это тяжело, тошно…

Ненавидя себя за эту жалость, Алексей рывком выдернул киллера из багажника. Тот свалился на землю, беспорядочно и слабо дергая руками и ногами. Алексей поднял его за ворот больничной пижамы и пинками погнал в чащу леса.

– Сейчас узнаешь, – злобно цедил он сквозь зубы. – Сейчас узнаешь, кто и зачем!

Человек под его рукой стонал и хрипел, иногда глухо вскрикивал, натыкаясь ногой на корягу или пень. Он был бос, обувать его в больничные шлепки Алексей, конечно, не стал. Он часто падал, и Алексей поднимал его за шиворот, не замечая, что почти душит воротом пижамы.

Углубляться далеко в лес было незачем, вскоре он подволок киллера к толстому стволу старой сосны и прислонил к нему. Тот сразу же обессиленно сполз на траву и теперь сидел, тяжело дыша и снизу вверх глядя на Алексея ничего не понимающими, пустыми глазами. В них не осталось страха, только бесконечная усталость и безразличие.