Алексей отошел от него на несколько шагов и достал пистолет, который носил в кобуре под курткой. Чтобы быть на одном уровне с врагом, он присел на корточки и в упор взглянул в его глаза, самые обыкновенные, которые сбивали его с толку. Враг увидел пистолет и, видимо, все понял, это мелькнуло в его обычных глазах. Еле слышно он спросил:

– За что?

– За дело, – жестко ответил Алексей. – Ты ребенка моего убил.

– Не помню, – прошелестел киллер.

– А это не имеет значения – помнишь ты или нет! Ты отнял его жизнь – я отниму твою. Так будет справедливо, согласен?

Враг ничего не ответил. Он сидел, опираясь спиной на ствол дерева и тяжело дыша. Алексей положил пистолет на траву и достал сигареты. Закурил, в несколько затяжек прикончил сигарету, вдавил окурок в землю. Взял пистолет и поднялся на ноги.

– Встань, – скомандовал он. – Умри как мужик!

Враг заскреб ногами по земле, пытаясь подняться, его руки искали опору, он пробовал извернуться, встать на колени, но у него ничего не получилось. Он бросил попытки и сел как прежде – опираясь спиной о дерево, вытянув ноги и опустив руки. Он смотрел не на Алексея, а куда-то в себя, и глаза его остановились, как будто были уже мертвы.

Алексею снова стало противно и тошно, как будто нужно было давить издыхающего червя, и он возненавидел себя за это. Он оскалил стиснутые зубы, поднял пистолет и выстрелил, целясь в левую сторону груди сидящего на земле человека.

Грохнул выстрел. Человек у дерева то ли всхлипнул, то ли вскрикнул и осел. Голова его упала на грудь, на больничной пижаме расплылось алое пятно. Алексей плюнул себе под ноги, повернулся и пошел прочь.

Он гнал машину обратно в город. Уже совсем рассвело, разгорался новый солнечный, летний, радостный день. Но для него это не имело никакого значения. Его жизнь была практически кончена. Исправить ничего нельзя. Наступало то, о чем говорил друг Мишаня – он взял на душу грех и понесет его до могилы. Но он сделал то, что был должен сделать.

– Саня, Лена, правда? – вслух спрашивал он. – Все правильно? Вам ведь оттуда видно. Все правильно?

Но ответа не было. Слышался только ровный гул мотора. Рядом с ним на сиденье лежал пистолет, и он старался не смотреть в его сторону.

В городе он сдал машину в прокатную контору и зашел в кафе. От запахов еды его затошнило, и есть он не стал, только выпил чаю, потому что во рту совсем пересохло. Долго засиживаться не стал, ему хотелось скорее со всем покончить. Вышел и отправился искать ближайший полицейский участок.

Магда жила странной жизнью. Ночью она не спала. Как только ее начинало клонить в сон, она шла на кухню и ставила на плиту кофеварку. Прогнав сонливость она возвращалась на свой диван и сидела, прислушиваясь к каждому звуку. Газовый баллончик она боялась выпустить из рук.

Балкон она держала закрытым и, задыхаясь от духоты, задавала себе вопрос, не имеющий ответа: что будет с ней самой, если она вынуждена будет им воспользоваться?

Когда за окнами светало, она открывала балкон и ложилась спать, изо всех сил убеждая себя, что днем она в безопасности. Ну не полезет же он к ней в окно у всех на глазах! Но в полную безопасность верилось с трудом – мало ли что еще мог придумать ее неведомый враг.

Засыпала она с трудом, спала вполглаза. Нескольких часов такого сна пока хватало, но долго так продолжаться не могло. На что она надеялась? На то, что найдет выход.

Все эти дни она снова и снова вспоминала свой последний разговор с Игорем. Она бы хотела его забыть, да ничего не получалось. Что-то заставляло ее возвращаться к этому разговору. Так иногда тянет потрогать больное место – болит ли еще, не прошло ли? Она «трогала» и убеждалась – болит, не прошло…

Игорь оттолкнул ее, как отпихивают ногой надоедливую шавку… Она даже представить себе не могла, что он способен на это. Рядом с кем она жила несколько лет? С незнакомым, совершенно непонятным человеком?

За этим что-то крылось, она чувствовала. Об этом надо было крепко подумать…

Она начала думать и с самого начала приказала себе забыть слова «этого не может быть». Эти четыре слова мешали всему, как высокий забор, за которым ничего не разглядишь. Быть могло все. Все. Иначе она не оказалась бы в такой фантасмагорической ситуации.

С чего все началось? С какого момента кончилась ее нормальная, спокойная, счастливая жизнь с мечтами, планами, будущим, и начался кошмар, который, в конце концов, привел ее на этот вот опостылевший диван, где она уже несколько дней сидит скорчившись и бьется лбом в каменную стену непонимания?

Все началось с Томкиного звонка, с разговора об Алисе, а дальше покатилось, разрастаясь, как снежный ком. Тут в первый раз возникает Антон. Это он сказал Томке, что у Игоря роман с Алисой.

Дальше она, Магда, начинает переживать, ревновать, но Игорь еще нормальный, по нему не заметно никаких признаков измены. Она бежит к нему на работу, видит его и секретаршу, так сказать, во взаимодействии, и… Игорь-то все еще нормальный, это она, Магда, кипит и негодует, ведет себя как скандальная баба. А Игорь-то был нормальный, это Алиса ее провоцировала, а она поддалась на эту дешевую провокацию!

Магда только сейчас поняла: тот спектакль в кабинете с цоканьем шпилек, интимными наклонами, с золотым кулончиком, качающимся у самого лица шефа, перекладыванием бумаг – игрался не для Игоря, а для нее, Магды. Это ей демонстрировали: Игорь уже «не ее».

И вот в тот самый день все сломалось. Произошло что-то необратимое. Она, Магда, уже пожалела о своем дурацком поведении, хотела помириться… Она прекрасно помнила ту злосчастную окрошку, которую приготовила в знак примирения, а Игорь ее так и не съел… А помириться уже не получилось. Когда Игорь пришел домой, он уже был совершенно чужим…

Почему Игорь так резко переменился? Магда снова и снова прокручивала в памяти тот день, когда она явилась к нему на работу. Она припоминала малейшие детали, искала признаки перемен и… не находила их. Когда она пришла, это был еще ее Игорь. Да, он был озабоченный, нахмуренный, видно, что-то у него не ладилось, но это не относилось к Магде! Когда она сидела напротив, разве было похоже, что она – опостылевшая женщина? Да ничего подобного! А когда эта коза вошла, зацокала копытами, запела сладким голосом и стала совать Игорю под нос свой надушенный бюст, разве было по нему видно, что вошла любимая женщина? Разве чувствовалось в нем то внутреннее озарение, которое всегда возникает в присутствии любимого человека? Да ничего подобного. Уж она, Магда, почувствовала бы, она всегда чувствовала Игоря!

Какого черта она тогда поверила во все это, накрутила страстей-небылиц, сама себя в них убедила и принялась собственными руками ломать свою жизнь? Теперь хоть головой об стенку бейся, а понять себя тогдашнюю невозможно. Недаром говорят, что ревность ослепляет.

Сколько раз она обещала себе бороться со своей вспыльчивостью! И каждый раз наступает на одни и те же грабли. Сначала вспыхивает, полыхает, сжигает все вокруг себя и в самой себе, а потом, остыв и осознав, как неправа, с трудом восстанавливает отношения… Да и не всегда это удается.