– Читал, – сказал следователь. – Ничего страшного. Во-первых, неясно, о ком это вы. Может, о Толике Смирницком? Который с октября месяца, извините, дерет вашу подругу Алену Санину – так ее зовут? – наперегонки с вами.

– Вы откуда знаете? – Антон чуть не заплакал.

– А во-вторых, – следователь все так же улыбался, – допустим, вам надоел президент и вы пишете об этом своей девочке. Ну и что? У нас свобода слова. Почитайте газеты. Загляните в интернет. Президента несут по кочкам все кому не лень. И что теперь? Всех арестовывать? Тюрем не хватит. Да и зачем? Какая чепуха. Мы свободная страна, сколько раз повторять!

– Значит, я могу идти? – спросил Антон.

– Куда?

– Домой.

– Да, разумеется, разумеется. – Следователь как будто задумался, прикрыл глаза и пробормотал: – Вам просто страшно, да? Вот ваши друзья. Клюев под судом, Лабуцкий под судом, Амхаров и Кутаев в СИЗО, Мандельбаум в розыске, Фадеев, Росстанёва и Кретова уже отбывают срок… А вы на свободе, и вам от этого страшно. Хотя вы ничем не лучше них. Да? – Он поглядел Антону в глаза. – Признайтесь. Просто страшно. Лучше сразу в тюрьму, чем этот страх, чем это ужасное чувство, что вдруг на улице тебя схватит полиция и вкатит пятёру за сопротивление? И вы пришли сами. То ли сдаться, то ли очиститься от этих, как бы сказать, самоподозрений. Так?

– Даже не знаю, – сказал Антон.

– Зато я знаю, – вдруг сказал следователь. – То, что вы сейчас сделали, называется «заведомо ложный донос». Это серьезное правонарушение.

– Сам на себя? – Антон растерялся.

– А какая разница на кого? – Следователь строго сдвинул брови. – Осталось понять, зачем вы это сделали. Зачем вам надо проникнуть в СИЗО? Чтобы написать репортаж и переправить на Запад? А может, вы специально решили отвлечь наших сотрудников от поисков настоящих экстремистов? Будем разбираться.

Он нажал клавишу на столе.

Антон вскочил и рванулся к двери.

Дверь открылась. Вошли двое полицейских, схватили его за руки.

– Вы задержаны, – сказал следователь. – Разъясняю вам статью пятьдесят один. Можете молчать до прибытия адвоката. Я буду ходатайствовать перед судом о вашем аресте. Находясь на свободе, вы можете воздействовать на своих друзей, склоняя их к противоправному поведению.

* * *

Через полтора года СИЗО ему, кроме заведомо ложного доноса, вкатили еще распространение порнографии, потому что в айфоне нашли его селфи с Аленой Саниной в полуголом виде. Адвокат настаивал, что соски не видны, но судья не внял.

* * *

«Может, и в самом деле свергнуть? – думал он, сидя за дощатым столом и хлебая суп алюминиевой ложкой. – Но как бы узнать, где он живет и как его зовут…»

Про адский адище. Мужская версия

l’inferno

Детский сад – это ад. Вермишель, кисель, горшки, дневной сон.

Школа – еще адовее. Это уже не требует доказательств, все это и так знают из книг и кино.

Адский двор. Надеюсь, не надо объяснять, как там заставляют бегать наперегонки и лазать на крышу, а если отстанешь или не влезешь, кричат «слабак» и «трусло»?

Адская подворотня, где ребята в кружок стоят и дрочат «на вылет» – кто первый спустил, тому щелбан. Кто последний – тому два.

Адская улица, где старшие мальчишки окружают, отбирают гривенники и делают смазь грязной рукой по роже.

Первый стакан портвейна, первая сигарета – бэ-э-э… Адский вкус, потом адски болит голова.

Адские мама и папа, которые всегда всем недовольны. Всегда найдут, к чему прикопаться. Злобно, упорно, обидно.

Сущий ад – поступление в институт. Репетиторы, поиски блата, ругань родителей (мы столько в тебя вложили!).

Адский институт. Половина предметов не нужна совсем, ни за хером не понадобится никогда, а вторая половина дико трудна. Блин! Если один препод не может вести все предметы, то почему один студент должен смочь их выучить?

Ад студенческой компании. Кто-то весь такой мажор из себя, к нему девки липнут и зачеты ему за так ставят, а ты тут в турецких джинсах с двумя хвостами перед сессией.

Ад первого секса с однокурсницей. Жестко, липко и саднит. Добрые товарищи потом тебе объяснят, что она, во-первых, страшная, во-вторых, всем дает, в-третьих, хочет московскую прописку. А ты уже читал ей вслух Мандельштама! Ад.

Адский адище – после военной кафедры два года отслужить старлеем где-нибудь в песках Каракумья. «Есть на свете три дыры: Термез, Кушка и Мары».

Адское унижение при устройстве на работу. Мерзкие вопросы гадких эйчаров, кадровиков тож.

Ад офиса. Твой стол восьмой от окна, но первый от сортира. Типа, «место твое у параши».

Адская начальница лет сорока семи. А попробуй включи дурачка, попробуй не пойми, на что она намекает. Себе дороже.

Ад первого брака. Ад первого развода. Ад второго брака, с «настоящей большой дружной семьей», где все на тебя положили с прибором.

Ад лета в деревне у тестя с тещей, а также ад поездки с женой в Турцию. Надо еще подумать, что адовее. Или – адстче?

* * *

Ад родных детей, которые на тебя забили болта, но которым от тебя что-то надо, но что – ты никак не в силах понять, пока вдруг тебя не пронзает полная ясность: им надо, чтобы тебя больше не было.

Ад районной больницы, где ты лежишь в коридоре и думаешь о палате на шесть человек как о рае.

О Господи! Как совершенны дела твои…

* * *

Ты держишь меня, как окурок,

И бросишь на грязный асфальт.

* * *

В аду, в настоящем аду, будет лучше. Потому что честнее.«Ангелам своим заповедает о тебе»

как сестра

Номер был неважнецкий, но двухместный – хорошо, что не «дабл», а «твин», с двумя кроватями. Он лег, погасил свет, отвернулся к стенке и прикрыл глаза. Она дожидалась в прихожей.

– Всё, – громко сказал он. – Я уже сплю. Заходите.

Она долго умывалась. Потом он слышал, как она сбросила босоножки – легкий стук по гостиничному ламинату, – разделась и улеглась.

– Спокойной ночи, – сказал он.

– Спокойной ночи, – сказала она. – Спасибо большое, что вы меня пустили.

– Не за что. Спокойной ночи.

– Спокойной… Вы такой добрый и хороший. Спасибо, правда.

– Перестаньте. Спокойной ночи, спать пора.

Он повернулся на спину, посмотрел на потолок и нарочно не стал коситься в ее сторону: глупости какие. Переночует и уйдет. Поспасибкает на прощанье. Всё. Он потянулся и громко зевнул.