Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут она проснулась, но разобраться, был ли это сон или все произошло на самом деле, она не могла. Свеча валялась на полу уже потухшая. Анна быстро проглотила горсть таблеток и побежала наверх…
* * *
Десять утра… Луч солнца на паркете. Чередование темного и светлого узоров, переплетающихся между собой. Темные и светлые… Сколько ромбов на этом паркете? Двадцать, тридцать или больше? Анна читала, что именно так сходят с ума, сосредотачиваясь на вещах, которые совершенно не связаны между собой…
Как пережить сегодняшний день? А ночь? Самое страшное, что это невозможно остановить. Она в мышеловке. Она может пищать, бегать из угла в угол, пытаться найти выход, но мышеловка захлопнута, а Анна внутри. Ей не спрятаться, не убежать, Матильда ее найдет в любом месте…
Анна встала с постели и прошлась босиком по полу, залитому солнечным светом. Она плохо спала и теперь ощутила, как болит голова и свинцовой тяжестью наливаются ноги. Будто она после долгой болезни слишком рано встала с постели. Но ночной кошмар в прошлом, за окном – новый день…
Наспех выпив крепкий кофе, Анна схватила дневник.
«Встречаясь с Артуром, я снова обретала юность. Я стала матерью в восемнадцать, слишком быстро повзрослев. Потом уход из дома, большой город, где я чувствовала себя чужой, театр, где меня ненавидели за молодость, успех, хорошие манеры и находили сотни способов, чтобы отравить мне жизнь.
Матильда Беккер с Артуром Олевским
В том возрасте, когда девушки мечтают о невинном поцелуе, я строила стратегию, как разорить барона. Сейчас мне хотелось все наверстать.
С самого начала в наших отношениях было что-то недосказанное, словно мы боялись признаться в своих чувствах. От этого наша любовь была еще безрассуднее и рискованнее. Мы не скрывали нашу связь, никакие сплетни не могли задеть меня. Однако известно, что семье Олевских это было не по нраву. Родители понимали, что это не просто интрижка, а все намного глубже. И этих чувств они боялись и пытались отделить нас друг от друга…
Я готова была простить Артуру все – ложь, измену, только бы он был со мной. Не могла жить без него! Это было какое-то наваждение! С ним я каждый раз умирала и рождалась заново.
Да, я страшилась этой страсти и понимала, что Артур погубит меня, отдалит от театра. Знала, что за эту любовь понесу расплату, и цена будет высокой…
Страсть выжгла понятие о времени. Артур был так нежен, а весна так прекрасна. Это были дни счастья, полного единения и поглощения друг другом. Мне хотелось засыпать и просыпаться с ним, ни на секунду не разлучаясь.
Снова и снова я признавалась Артуру в любви и того же требовала от него. Мне нужно было слышать подтверждение, что он тоже любит меня и будет любить всегда:
– Я так счастлива, что даже страшно! Как долго это может длиться?
– Затрудняюсь ответить…
– Только бы ничего не случилось.
– В жизни не может быть только хорошее. Счастье тоже может обесцениться. Ведь ценно то, чего мало.
– Значит, счастье лишь временно? – спросила я.
– До меня у тебя было нескончаемое счастье?
– До тебя у меня не было сильных чувств, лишь с тобой я узнала любовь, – созналась я. – Видеть тебя, и больше ничего не нужно. Ты тоже так чувствуешь?
– Да, милая, – ответил Артур. – Когда ты так счастлив, то нечего больше желать.
Но всему когда-нибудь приходит конец…
Это случилось после премьеры спектакля. В тот вечер был триумф! Зрители буквально забросали сцену цветами. Актеры, занятые в спектакле, заходили меня поздравить. Открыли несколько бутылок шампанского, и я предложила всем выпить. Артур стоял рядом, он был искренне рад за меня. Мы пили шампанское, шутили, смеялись…
В разгар беседы, я перехватила взгляд, который Артур бросил на новую статистку Софи. Это длилось несколько секунд, но в его взгляде я уловила желание. Это не могло мне показаться, я уверена. Еще раз убедилась, как Артур лжив и развратен. У меня нет прав требовать, чтобы он стал другим, но и волосы рвать на себе тоже не буду.
Я улыбнулась графу N, который не сводил с меня глаз. Через полчаса Артур заявил, что он обещал семье вернуться сегодня пораньше. Я с улыбкой пожелала ему спокойной ночи. Через пять минут с нами попрощалась и статистка Софи.
После того как она вышла за дверь, я подняла бокал с шампанским и, глядя в глаза графу, произнесла тост:
– За нас!
Мы уехали к нему, и несколько дней я жила у него в имении. Граф N был ласков, мил, щедр, но я скучала по Артуру. Ожидание становилось нестерпимым, однако я не пыталась его искать. До такого я не унижусь!
Граф мне быстро надоел, и я вернулась домой. Однако дома я не чувствовала себя лучше. Вздрагивала от каждого стука входной двери, но Артур так и не появился. Пару раз казалось, что я слышу стук колес подъехавшего экипажа, но это мне лишь померещилось.
За ужином я ничего не могла есть, лишь выпила полный бокал вина. Алкоголь тут же ударил в голову. Все вокруг стало менее резким, обтекаемым…
Я налила второй бокал и выпила его залпом. Вино помогло мне забыться и постепенно заглушило тоску. Прикусив губу до боли, я смотрела в свой бокал. Терпкий вкус вина смешался со вкусом крови из прикушенной губы. Любить – это всегда терять, и это так больно…
Утром я еще сидела в постели и пила горячий шоколад, когда Артур ворвался ко мне виноватый и раскаявшийся:
– Я заслужил наказание, – согласился он, целуя мне руки.
– Насколько я поняла, эта лахудра Софи тебе уже надоела? Мне с графом тоже стало скучно. Так что мы квиты, мальчик мой.
Он склонил голову в иронической покорности:
– Мы дали свободу друг другу на несколько дней, теперь все пойдет по-прежнему.
Он был очень мил, нежен и весел. Я смеялась его шуткам и была так естественна, что Артур не заподозрил, какая мука разрывала мне сердце.
– Только ты мне нужна, – прошептал Артур, привлекая меня к себе.
Я покорилась ему – страстно и нежно, даже если это было нелегко. От него все еще пахло дешевыми духами Софи, и было непросто не думать о том, что эти дни он провел с ней.
У меня было одно желание – расцарапать его ногтями, чтобы доказать, что он принадлежит мне. Однако не думаю, что это бы сильно помогло…
Я еще раз убедилась, как непрочна наша любовь. Как долго могу я удерживать этого тщеславного и распутного себялюбца?