Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ж, сказано неплохо. Надо отдать должное: умеет Коновалов настроить коллектив — да? — на рабочий лад. Я незаметно оглядел других: все изучали свои бокалы. Марина Кудрикова кивала в такт словам шефа. Володька продолжал улыбаться. Серега сидел почему-то хмурый, видно, вспомнил что-то. В общем, картина была такова: спич Коновалова никого не оставил равнодушным.
— Так выпьем же! — едва не завизжал Андрей Байдаков, и все встало на свои места.
Пили пиво, закусывали, болтали. Я, в основном, молчал, наблюдая за всеми сразу. Серега с Володькой, секретно склонив головы, о чем-то разговаривали, сопровождая беседу хихиканьем. Коновалов тоже молчал, изредка вставлял отдельные фразы. Маринка пристала к Байдакову, выспрашивая у него подробности любовных побед. Андрей вяло отмахивался: видно было, что этот разговор ему не очень по душе.
— Ну, слушай, это же гадко, — не унималась Марина. — Совсем незнакомая женщина. А вдруг у нее зараза? Сейчас вендиспансеры переполнены, ты не боишься?
— Сплюнь! — Байдаков старался встречать выпады Марины с улыбкой, но было заметно, что он слегка раздражен. Наверное, больная тема. А может, он и не трахается вовсе, а только сочиняет?
— А как же те женщины? — Маринка не стала плеваться. Сейчас она играла высоконравственную особу. — Им каково? Они-то сами не боятся?
— Откуда я знаю? — проворчал Байдаков. — Спроси у них. Сейчас снять девочку на ночь — что сигарету выкурить, блин.
Прав Байдаков, как нельзя прав. Кроме всего прочего он своим ответом подтвердил мои недавние размышления: бери, раз дают. Если загодя знаешь, что дело выгорит без сучка, без задоринки, отчего бы не попробовать. Вот он и пробует. И другие пробуют. О чем шепчутся Кашин с Арслановым? Не о своих ли похождениях? Интересно, а они фотографируют своих любовниц?
Разошлись ближе к десяти. Когда бутылки опустели, Серега Арсланов предложил купить еще пива, однако я бешено воспротивился:
— Вы мне всю душу выматываете вашим пивом!
Сергей понятливо ухмыльнулся.
— Так давай и ты с нами.
— Правильно делает, что не пьет, — вступился неожиданно Коновалов. — Работа — прежде всего. Давайте по домам.
Я не стал подчеркивать, что удерживает меня от выпивки не слепая преданность общему делу, а ясность мысли, необходимая при печати. Однажды я пробовал печатать с пивком — после первого часа работы я уже перестал соображать, что за субъекты мелькают на снимках и что они хотят своими фотографиями выразить. С тех пор я не провожу подобных экспериментов.
Я проводил всех до двери, и Андрей Байдаков навесил на дверь амбарный замок, укрыв меня от мира до утра. Но мир не собирался меня отпускать. Мир ждал меня в коробках с заказами.
Глава 18
В одной из коробок обнаружилась парочка дневных заказов, пропущенных мной из-за неожиданной гулянки. Иногда люди прибегали в магазин перед самым закрытием, со знающим делом заказывали фотографии, а потом требовали, чтобы через сорок минут те были у них на руках. Любопытно, как они себе это представляли? Ну, в случаях с постоянными клиентами девчонки начинали меня умасливать, чтобы я удовлетворил их прихоть, не то ведь могут обидеться и перейти к конкурентам. Я оставался непреклонен. Стоит однажды дать поблажку, и народ вконец обнаглеет.
Мне было проще «отбить» эти дневные заказы, и потом уж перейти к заказам с точек. На первой пленке снята танцулька; вспышка слабовата (батарейки подсели, а никто не удосужился проверить), и люди вышли тенями и силуэтами, кривляющимися под неслышную мне музыку. Ничего занимательного, такое мы уже проходили. Учитывая неимоверно высокие цены на пленки, я всегда оказывался в замешательстве: а стоит ли тратить кадры на эту муру? Но у людей на снимках было свое мнение на этот счет.
Второй заказ представлял собой вечеринку. По негативу невозможно было что-то различить: очень много людей. Я отрубил петлю, занялся заказами с точек. Отобрал все проявки, повытаскивал хвостики из контейнеров, наклеил пленки на «лидеры». Я старался полностью очистить свой мозг от посторонних мыслей — своеобразная медитация Филимона Ряскина, оператора. Краем уха я уловил, как резак изрыгнул дневные заказы, но лишь отметил это для себя как факт. Умозаключения — на потом.
Минут через десять, когда я расправился с проявкой, я подошел к сортировщику и взял в руки первый заказ с дискотекой. Не слишком большой — 15 фотографий, горящих бессмысленностью и непрофессионализмом. Я просмотрел их, но не нашел для себя ничего нового. Быть может, мне просто не хватало музыки, которая и подтолкнула фотографа истратить всю пленку, или же там проходила памятная встреча. Я не понял, как обстояли дела на самом деле, поэтому сунул фотографии в конверт и взял второй заказ.
Пьянка в баре. Судя по обстановке, не слишком дешевом. Женщины — оригинальные и стильные, мужчины все упитанные и солидные. Я с интересом досмотрел до середины заказа, и внезапно потерял всякую способность совершать движения. Такое чувство, словно кто-то из наших незаметно остался в магазине, и теперь подкрался ко мне сзади и оглоушил по голове чем-то увесистым. Но никого здесь не было — только я да две машины. Эффект удара произвел на меня человек, стоящий в группе людей на снимке.
— Не много среди них встречается порядочных скотов, — услышал я в голове голос Ирки Галичевой. — Он порядочный скот.
— Но ты чувствуешь в его словах истину, — сказал я ей тогда. Почему? Потому что в этом правда, голая и беспощадная. И не ее глаза открыли мне эту правду. А надменный и уничижающий взгляд человека, одного из наших постоянных клиентов, который сейчас смотрел на меня с фотографий.
Я взглянул на фамилию на конверте. Скворец. Ну-ну. Иван, выходит, у нас Скворец. Скворчонок. Скворчище, Серый Хвостище. Как же мне хотелось разорвать эти снимки на мелкие кусочки, бросить их на пол, растоптать в пароксизме безумия. Надо же быть такой сволочью — отдать пленку в наш салон. Слава Богу, сегодня не смена Ирины, — вообще-то, как раз ее, я ведь не упомянул, что она подменилась на один день с Маринкой из-за какого-то дела, которое, наверное, и помешало ей присутствовать на дне рождения Кашина. Но ведь это не способ самоутвердиться, спросил я самого себя, и моя ненависть