Аде уж всяко пришлось бы считаться, тем паче, что ей подобный статус никто не обещал.

Ан нет, не получилось. Вернее, не захотелось. Кому – Романцеву? Может, и ему, но прежде всего Бузмакину. Это уж как пить дать!

Ничего неожиданного в эти два года не произошло. Секретарши оставались милыми женщинами, Конькова – тихой мышкой, Гальцев – образцовым ординарцем, Назарова – независимой дамой, Гудовская – лошадью, вороной, тигрицей и ехидной. Но… Все они были не его людьми. Они соблюдали установленные правила взаимоотношений, однако Тишаев всегда понимал: они – чужие и руководителем – реальным руководителем! – его не считают. Бузмакин – вот кто реально управлял Аппаратом.

Но Аристарх Иванович умел ждать. И в этом ожидании – действовать. Осторожно, без лишней суеты и резких движений – естественно и убедительно.

Именно так он привел Кирилла Логинова – сына хороших приятелей, объяснив необходимость появления нового ординарца заботой о Никите Гальцеве. Вполне естественно и убедительно. Свой человек, параллельно работающий с человеком Бузмакина, был первым шагом.

Следующий он намерился сделать в сторону Марины Евгеньевны Назаровой.

Месяца четыре назад Романцев затеял очередную реорганизацию. Вот именно очередную, а сколько их было за двенадцать лет, больших и маленьких, Тишаев уже не помнил. На сей раз реорганизация была как раз маленькая – от структур, занимающихся образованием, культурой, спортом и взаимодействием с общественными организациями, «отщипывались» кусочки, которые складывались в комитет по делам молодежи. Аристарх Иванович предложил на пост руководителя комитета Назарову. А чем не кандидатура? Умная, энергичная, опытная и при этом еще совсем молодая… Кому как не ей этих самых молодых и доверить?

«Нет», – ответил мэр, причем без всяких объяснений. «Этого и следовало ожидать», – заметил чуть позже Бузмакин и многозначительно ухмыльнулся.

Эти многозначительные ухмылки Бузмакина, как и его жесткие высказывания «в лоб», Аристарх Иванович терпеть не мог.

А спустя еще месяц возникла ситуация, которая просто вогнала Тишаева в бешенство.

В город должна была приехать делегация крупных бизнесменов во главе с очень большим федеральным министром. Именно большим, исключительно нужным для Градовска, и подготовке к этому визиту в мэрии готовились как к мероприятию исключительной важности. Общее руководство было возложено на первого вице-мэра, а все, что касалось непосредственного участия самого мэра, – на Тишаева. Как и полагалось в таких случаях, Аристарх Иванович связался с руководителем Аппарата министра, чтобы уточнить детали, и услышал фразу, от которой внутренне прямо-таки взвился.

– Извините, – с холодной вежливостью заявил министерский коллега, – но все согласования я буду вести только с вице-мэром.

– Почему? – спросил Тишаев не столько потому, что не понял, сколько потому, что надо было как-то отреагировать.

– Подобные процедуры предполагают согласование с человеком, обладающим соответствующим статусом, – последовал уже не столь вежливый, но еще более холодный ответ.

Аристарх Иванович положил трубку с полным ощущением, что ему плюнули в лицо. От омерзения захотелось тут же плюнуть самому, причем прямо в телефон, но он, разумеется, ничего такого делать не стал, лишь принялся с остервенением вытирать лицо носовым платком.

Вот ведь сукин сын, столичный хмырь!

Минуты три Тишаев переваривал пакостные слова министерского хмыря и сукиного сына, а потом вдруг разом успокоился и даже обрадовался. Правильно говорят: нет худа без добра. И с этой мыслью он отправился к мэру докладывать о результате только что состоявшейся короткой беседы.

Романцев, как и ожидалось, немедленно вспылил, высказав все, что он думает о «жалком московском чиновнишке», который вообразил себя невесть кем. Тишаев на это подчеркнуто спокойно уточнил, что чиновнишка не такой уж и жалкий, все-таки руководит Аппаратом министра, и хотя Аристарху Ивановичу подобное поведение крайне неприятно, он способен вникнуть в ситуацию. Должность-то, конечно, одна, однако же там Москва и министерство, а здесь Градовск и мэрия, так что он, Тишаев, статусом действительно не дотягивает. При этом Аристарх Иванович намекнул, дескать, нечто подобное уже случалось, например, когда звонили от губернатора, разумеется, не столь откровенно и нагло, однако же было, было… и ничего тут не попишешь. Уж кому-кому, а Вячеславу Васильевичу это должно быть хорошо понятно…

– Ладно, я подумаю… – неопределенно пообещал Романцев.

А вечером к Тишаеву заглянул Бузмакин. Прошелся по кабинету туда-сюда, осмотрелся, словно попал сюда впервые, затем присел на край стола для заседаний. Тишаев терпеть не мог, когда кто-то усаживался на стол, и кому другому строго выговорил бы, но тут промолчал.

– Слушай, Аристарх, – Бузмакин растянул губы в своей характерной ухмылке, – кончай ты из нас дураков делать.

Он так и сказал: «из нас».

– Вы кого и что имеете в виду? – Тишаев изобразил недоумение, но изобразил без особого старания – скорее, для проформы.

А чего уж слишком стараться? В принципе все ясно, и каждый понимает, о чем речь. И упоминание о Романцеве во множественном числе тоже совершенно очевидно. «Мы с Тамарой ходим парой…» Прямо как в детском стишке.

– Да брось!.. – отмахнулся Бузмакин все с той же ухмылкой. – Ты прекрасно знаешь, кого и что я имею в виду. – И вдруг посуровел, поджал губы, процедил: – К власти рвешься, а, Аристарх? Думаешь, зама получишь, всех по стойке смирно поставишь? И меня в том числе? Или мне «вольно» разрешишь, а? Так вот ты, Аристарх, можешь сколько угодно мечтать всех поставить, а только из головы-то не выбрасывай, кто тебя на это место поставил. Я тебя поставил, Аристарх, я! Романцев-то Гудовскую хотел. Но я переубедил, доказал! Ада хоть и съела все, но я-то Аду знаю – она меня в любой момент не только в задницу, но и в самую башку готова клюнуть. Клюв, правда, слабоват – против меня, конечно! А вот тебя, Аристарх, может. И ты этой вороне даже перья как следует не пощиплешь! Потому что Романцев не позволит! И Никиту не отодвинешь, пусть твой Кирилл хоть золотым будет!

Тишаев никогда не сцеплялся с Бузмакиным. Но тут решился. Нет, не сцепиться (упаси бог!) – воспротивиться. Нахмурил брови, покачал головой, произнес с укором:

– Вы, Леонид Борисович, напрасно со мной так разговариваете. Что вы меня на это место продвинули, я прекрасно знаю. Но и вам, Леонид Борисович, с этого прямая выгода. Гудовская действительно еще та птица! А я и для вас, и для Вячеслава Васильевича самый что ни на есть надежный тыл. Но тыл тогда по-настоящему надежен, когда хорошо укреплен. А я это про себя никак сказать не могу. Суслов, предшественник мой дорогой, развел тут оранжерею. Адочка, Мариночка, Никитушка!.. Сделайте, голубчики!.. Потрудитесь, дорогие!.. – Тишаев фыркнул. – И они тут, как у себя дома, с чайком да кофейком… работу