– Черномор сделает вид, что ни при делах, а машины нам предназначались. Поверь мне, он найдет, как выкрутиться, и мы при всей этой дележке еще виноватыми останемся, – мрачно заявил Шаман. – У кого какие мысли, куда мог деться уцелевший охранник?

– Скорее всего, в Углич подался, если в лесу не замерз. Но мог и на дно где-нибудь в брошенных деревеньках залечь. Там по пути их много. Но я думаю, он здесь, в Угличе, – заверил Никодим.

– Думать – хорошо. Я рад, что ты умеешь думать. Нам надо найти этого человека. Во-первых, он может знать, что перевозил караван. И даже этот груз может быть при нем. Во-вторых, он свидетель нашего прокола. И его могут использовать против нас. Кроме того, он может знать, кому предназначался груз и кто на караван напал. Так что, как ни крути, мне нужен этот человек. Лихо, поручаю это дело тебе. Как считаешь нужным, так и действуй. Хочешь, хоть город переверни, но человечка мне этого выковырни, под какой бы он корягой не спрятался.

Шаман взглянул на Лихо так, что тот побледнел. Ничего хорошего этот взгляд не сулил. Если операция будет провалена и выживший охранник не предстанет перед Шаманом, то он спросит по всей строгости военного времени – поставит к стенке. В лучшем случае только его одного.

– На выполнение, два дня. Потом спрошу строго, – обозначил сроки Шаман.

Лихо согласно кивнул. Выбора у него не было.

– У кого какие соображения? К кому шел караван? Кто за нашими спинами решил сыграть по-крупному?

– Под нас давно и Таракан копает, и Костыль, но все по-тихому. Никто в открытую не полезет, – сказал Никодим.

– Если не почувствует мощную поддержку за собой, – возразил ему Шаман. – А мощная поддержка – это сам Рассказов. Если он решил разменять нас на других игроков, то и Таракан, и Костыль могли бы рискнуть. Тут такой куш на кону лежит. Мы должны это выяснить до прибытия ярославских. У нас есть свои люди среди масловцев и артельщиков. Пусть разузнают, что к чему. Кто решил, что он умнее всех? Кому оказалось мало его кормушки?

– Я подключу наших агентов. Мы все узнаем, – пообещал Адвокат.

– Информация мне нужна к завтрашнему утру. Теперь самое важное. В свете последних событий мы не можем оставить происшедшее без ответа. Промолчим – нас на ножи в два счета поставят. Скажут, что часовщики вконец ослабли. Значит, мы должны нанести упреждающий удар. Если Костыль и Таракан крысятничают за нашими спинами, мы должны их наказать. Но войну объявлять нельзя. Мы не готовы к войне. К тому же Таракан с Костылем могут объединиться… А вот втихую пощипать их мы можем. Пока не прибыли ярославские, мы должны точечно нанести удары по нашим противникам, чтобы ослабить их. Надо уменьшить количество их бойцов на улицах. Действовать следует аккуратно. Свидетелей живыми не оставлять. Адвокат, найди для этого исполнителей. Пусть каждый из них думает друг на друга, но не на нас. Действовать осторожно, но жёстко.

– Предлагаю нанести удар по «Трем соснам» Коли Хромого. Там постоянно оттягивается народ. И обычно без оружия. Мы сразу многих положим. И простых ребят, и бригадиров. Как говорится, одним махом всех побивахом, – предложил Лихо.

– Дельная мысль. Предупредите наших ключевых ребят, чтобы к Хромому не совались. Без баб смогут пару дней пережить, не загнутся. Рядовых предупреждать не надо. Их не жалко, новых навербуем, – усмехнулся Шаман. – На сегодня все. Все свободны. Никодим, останься.

Адвокат и Лихо тихо вышли из кабинета Шамана. Никодим вопрошающе смотрел на старого товарища, но тот не торопился начинать разговор, о чем-то усиленно думал, двигая челюстью. Наконец Шаман заговорил, и то, что он сказал, Никодиму не понравилось.

– Мне кажется, среди нас крот завелся. Кто-то стучит… подозреваю, что ярославским. Иначе, подобная ситуация не могла бы сложиться. Черномор не стал бы менять коней на переправе без видимой причины. А если он начал искать нового партнера для бизнеса, стало быть, ему стало что-то известно о нас, что знать не положено.

– А почему ты не думаешь, что, наоборот, ему что-то известно о наших конкурентах и поэтому он решил с ними работать? – спросил Никодим.

– Такое тоже возможно. Но нужно быть во всем аккуратными. Проверить всех наших. Осторожно, чтобы не вызвать подозрений. Так, чтобы никто ничего не заподозрил. Я думаю, что если среди масловцев и артельщиков есть наши агенты, то и среди наших ребят могут быть осведомители конкурентов. И да, сам понимаешь, если уцелевшему охраннику удалось унести груз, то это что-то маленькое, что можно было вынести на руках. Ящик с тушенкой по лесу не сильно-то натаскаешься, в особенности если за тобой охотятся до зубов вооруженные преследователи.

– Мне кажется, я знаю, где мог спрятаться этот охранник, – неожиданно сказал Никодим.

Шаман смерил его тяжелым, оценивающим взглядом, словно пытался разгадать. Никодим только сейчас об этом сообразил или все время знал, но по каким-то причинам утаивал информацию? И если утаивал, то почему?

– Говори, – приказал Шаман.

– В Пролетарском он. У Археолога этого.

– Откуда знаешь?

– Мальчишка там есть. Из местных, Чистик кликуха. Он среди наших периодически толчется. Так вот недавно он рассказал нашим бойцам, что к ним в район какой-то мужик больной пришел. Он у старосты в доме отсиживается.

– Больше ничего не сказал?

– Ничего.

– Проверь эту информацию. Если беглец в Пролетарском, нанесем визит этому Археологу, – приказал Шаман.

Самосад был ароматный, забористый. Просто сказка, а не табачок. Выращивал его на продажу дед Арут, что жил на улице Коммунаров, возле храма Николая Чудотворца, который в эту смутную эпоху был открыт для всех верующих и сомневающихся. Службы там вел настоятель отец Федор, мужчина лет пятидесяти, с длинными седыми волосами и курчавой бородой стального цвета. До войны он служил в прокуратуре заместителем самого главного, а после того, как «дрянь случилась», пошел сперва к полковнику Рашиду Нигматулину, но очень быстро разуверился в его методах работы, отошел от дел и подался в священнослужители, благо в то время сан получить было делом простым. Приходи, занимай свободный храм и служи. Сперва, как Бог на душу положит, а потом по книгам, которые нашлись в храмовой библиотеке.

Роман Розов знал отца Федора только потому, что к нему ходила на службы его старая мама. Татьяна Николаевна в советскую эпоху занимала серьезное положение в городском управлении, после краха Союза занималась бизнесом, имела несколько магазинов в Угличе, торговала всем – от бытовой химии до тряпок. С войной же потеряла все, в том числе и старшего сына Николая, который сгинул в бандитских разборках первых смутных лет. Теперь же женщина жила тихо в своей старой однокомнатной квартире, доставшейся от бабушки Томы, целыми днями пропадала в храме, помогала отцу Федору по хозяйству, да и просто беседовала на душеспасительные темы с прихожанами. Так ей жилось легче и проще. Только на ночь домой возвращалась, поесть и поспать. А утром после легкого завтрака опять на работу, в храм.