Смолин смотрел в оба, пытаясь составить кое-какоепервоначальное впечатление об односельчанах сумасшедшей старухи по их собаке.

Кое-что давало пишу для размышлений. Собака не выглядела низабитой, ни голодной – сытый, ухоженный пес со здоровой шерстью. По крайнеймере, кормили его неплохо…

Присмотрев на всякий случай подходящую штакетину,державшуюся на честном слове в полурассыпавшемся заборе, Смолин в целяхэксперимента резко нагнулся и, не отрывая взгляда от пса, сделал движение,словно подхватывал камень с земли. Ни малейшей реакции: пес и ухом не повел, невстрепенулся, не говоря уж о том, чтобы пугливо шарахнуться. С этимчеловеческим движением он определенно был незнаком, попросту не понимал, какуюопасность для собаки оно несет. Значит, не забитый, не пуганый. Сытый,ухоженный, спокойный. Рано делать выводы и строить версии, но можно ужесоставить некоторое представление о хозяевах…

– Люди, вы мне, часом, не мерещитесь?

Они обернулись. Посреди улицы стоял крепкий мужичок взаправленных в сапоги камуфляжных штанах и тельняшке. Немногим моложе Смолина,усатый, с залысинами, крепкий, несуетливый. Через плечо у него был дулом внизперекинут карабин – вроде бы небрежно, но ясно, что человек умелый при нуждеего моментально крутанет на ремне, вскинет к плечу…

Похоже, он был совершенно трезвый. И одежда не изгвазданная,чистая, опрятная – а сапоги и вовсе начищены пусть не до зеркального блеска, новсе равно, до неуместной в заброшенной деревне безукоризненности. Смолинприсмотрелся. Сапоги были хромовые, офицерские. Физиономия, впрочем, тоже на первыйвзгляд армейская.

Моментально выстраивая линию поведения, Смолин ответил стольже непринужденно, без всякого подобострастия, но и уж, конечно, не задиристо, спростецкой улыбкой:

– Неужели так пьете, что можете опасаться… видений? Непохоже что-то…

– Да просто удивился в первый момент, – сказалнезнакомец. – В наши места посторонние, да еще сугубо городского вида,давненько не забредали… То-то показалось, что возле бабкиной избы шумят-кричат…С бабкой воевали?

– Скорее уж она с нами, – сказал Смолин, тщательновзвешивая каждое слово. – Чин-чином попытались завязать разговор, а в насвилы полетели, да вдобавок топором по башке почествовать обещала…

– В своем репертуаре бабка, – усмехнулсянезнакомец. – Энкаведешников гоняла и про золото ничего не знала?

– Ага.

– Как по-писаному… То бишь по истории болезни. Онавообще-то наверняка в вас попасть не старалась…

– Все равно неприятно, – усмехнулся Смолин.

– Ну да, чего уж… Меня она тоже не жалует. Мы с ней,можно сказать, пополам деревню поделили, я на своем конце, она на своем. Так исуществуем.

– А больше – никого?

Незнакомец понял:

– Ни души. Не считая Орлика и Беляка, – он кивнулв сторону собаки, смирно прислушивавшейся к спокойному разговору. – И бабыНюриной коровушки. Была у нее еще кошка, но померла от старости, по причинеодиночества потомства не оставивши… А можно полюбопытствовать, откуда вы вдругвзялись?

Речь у него была правильная, гладкая, он вовсе не производилвпечатления сельского механизатора или кого-то подобного – скорее ужпервоначальная догадка Смолина оказалась правильной, и судьба свела их сотставником. Вот только зачем он в этой глухомани поселился, поделив пополамдеревню с чокнутой бабой Нюрой?

Смолин решил вываливать легенду сходу, не колеблясь и немямля.

– Получился сущий детектив, – Смолин пожал плечамисловно бы в некотором смущении от превратностей жизни. – Мы из газеты… изШантарской. Даже документы есть, – кивнул Инге: – покажи…

– Ну, я не участковый… – проворчал незнакомец, нов Ингино удостоверение все же заглянул (правда, как сделал вывод Смолин, слюбопытством, но без ментовской цепкости, которую битый жизнью человекраспознает легко).

– Ну вот… – сказал Смолин, когда удостоверениевернулось к Инге. – Она – репортер, а я, соответственно, фотограф, –он демонстративно приподнял в руке сумку. – Дурацкая история получилась,как бы вам… Короче говоря, человеку, про которого мы вздумали делатьматериальчик, подобное вторжение в его дела ужасно не понравилось. Кликнул онсвоих стриженых мальчиков, и возникла реальная угроза для ребер и физиономий…

– Это где?

– В Предивинске, – сказал Смолин. – В общем,ясно было, что к нашей машине нам уже не добраться, и я в темпе придумалобходной маневр: пешочком до Зыбуново, оттуда до трассы – и в Куруман. ВКурумане наш деятель, как в том анекдоте, уже не фигура, а дерьмо… Кто ж знал,что Зыбуново только на карте числится полноценной деревней… Такие дела.

Что бы ни думал хозяин здешних мест по поводу преподнесеннойему истории, на лице это не отразилось. Он только почесав в затылке, проворчал:

– Бывает… – и спросил деловито: – Погоня имеетместо быть?

– Стопроцентно – нет, – сказал Смолин. – Онинас потеряли, наверняка решили, что мы где-то спрятались. Им и в голову непришло, что городские люди выберут такой вариант… И потом, не настолько уж мыим наступили на мозоль, чтобы они отправились нас искать по всему району.Поматерились и забыли. Мы ж не в страшные тайны ихние проникли, не мешок сбриллиантами у них сперли… Никакого киношного боевика. Провинциальная дурь итолько. Какая там погоня…

– Тем лучше, – сказал незнакомец. – А то нехватало мне на старости лет голливудских страстей на фоне тайги… Ну, пойдемте?

– Куда? – вырвалось у Инги.

– Ко мне, – сказал человек словно бы даже снекоторым удивлением. – Куда же еще? Гость в дом – Бог в дом, какговорится. Нравы у нас, как легко догадаться, патриархальные, я ж не баба Нюра,чтобы людей в таком положении спроваживать на ночь глядя… Кирилл Михайловичменя зовут. Можно – Михалыч. Фамилия смешная – Лихобаб. Из хохлов мы…

– Смолин. Василий Яковлевич. Можно, стало быть –Яковлевич. А это – Инга.

– Пудинг, это Алиса, Алиса, это пудинг… –усмехнулся Петрович. – А это вот, как уже поминалось, Беляк…

– А Орлик – это кто? – спросила Инга. – Выпро него тоже говорили…

Петрович покосился на нее:

– Ага, журналистская хватка… Орлик – это конь. Так иживем маленькой, но порядочной компанией…

Они шагали посреди улицы, Беляк носился вокруг, то забегаявперед, то возвращаясь. До настоящей темноты было еще далековато, но солнцедавным-давно опустилось за деревья, чувствовалась прохлада. Тишина стояланеописуемая.

Смолин не сразу, но довольно-таки быстро отметил некуюинтересную особенность в поведении гостеприимного хозяина, владевшего, каквыяснилось, целой деревней на паях с полубезумной старухой. Лихобаб на нихвроде бы и не смотрел, держался сбоку, шагал непринужденно и вольно – но привсем при том (в чем не было никаких сомнений) он передвигался все время так,чтобы гости оставались в поле зрения, чтобы было время моментальноотреагировать на какую-нибудь неожиданность.