– Точно?

– Уж будь уверена, – заверил Смолин. – Вжизни не слышал, чтобы пропадало в тайге непонятно кем изничтоженное воинскоеподразделение… – и вдруг выдохнул удивленно, громко, завороженно – Ах,мать твою…

И застыл в нелепой позе, сидя на корточках, так и держа вруке длинную кость.

– Что? – удивленно спросила Инга.

Смолин и верил, и не верил.

– Армейские, точно, не пропадали, – сказал онмедленно, все еще не шевелясь. – А вот кое-кто другой… Бог ты мой… Неужели…

Он встряхнулся и заработал вовсе уж ожесточенно, передвигалкости, едва ли не швырял. Еще погоны… потемневшая медаль, ленточка истлела, ноугадывается, что это «За боевые заслуги»… Орден Красной Звезды, между звездой изакруткой сохранился кусочек ткани…

– Ага! – Смолин радостно ощерился.

Он выбрался со своей находкой на свет и разжал кулак. Наладони у него лежал знак почетного чекиста; овал с мечом, серп и молот, напротертой смоченным слюной платком красной эмалевой ленточке проступили буквыНКВД…

– Так-так-так… – сказал Смолин, сам не понимаянапрочь, какие чувства испытывает. – Вот, значит, куда вас закурковали,мужики…

Вот вы где… И это именно вы, других быть не могло…

– Ты про что? – недоуменно спросила Инга, переводявзгляд с его лица на знак.

– Это не армейцы, как видишь, – сказалСмолин. – Это НКВД. Ну да, семь оперов и трое возниц, итого десять… Аздесь у нас девять черепов… ну, десятый наверняка там, – он кивнул наосыпавшуюся кучу земли. – Наверняка, иначе получилось бы невероятное совпадение,а никаких совпадений быть не может…

– Ну объясни ты, наконец! – вскрикнула Инга.

– Господи ты боже мой… – Смолин кривоусмехнулся. – А еще журналистка с жаждой сенсаций… Ты что, в самом деленикогда не слышала про «золотой караван»? По лицу вижу, что нет… Ну да, другоепоколение…

…Золотые прииски Предивинского района окончательно быливыработаны еще в конце семидесятых. Но в ноябре сорок третьего, когда случиласьэта история, благородного металла еще хватало и добыча шла в три смены,двадцать четыре часа в сутки – война требовала золота.

Так вот, в ноябре сорок третьего из Предивинска в Куруман натамошнюю аффинажную фабрику вышел «золотой караван», каких до того былаотправлена едва ли не сотня. Тогдашние машины зимой безусловно проигрывалилошадям, и зимний обоз, как обычно, состоял из трех саней. По-разномуслучалось, конечно, но в тот раз везли шестьдесят килограммов. По опечатаннойсумке на розвальни. Три ямщика – учитывая специфику работы, нет никакогосомнения, что все они были сексотами с кучей соответствующих подписок иобязанностей (ну, а уж карабин или ружье у каждого имелось независимо отведомственной принадлежности – это Сибирь…).

Ну, и конвой, разумеется – семеро ореликов из войск НКВД. Тоесть не вертухаи, а народ, безусловно воевавший, с большим опытом. Бог егознает, почему, но в те времена существовала строжайше соблюдавшаяся инструкция:число конвоиров обязательно должно быть нечетным: семь, три, пять, одиннадцать…Неважно, сколько людей, лишь бы число было нечетное. Ямщики, погон не носившие,в расчет не принимались, инструкция касалась только тех, кто носил форму иофициально состоял на службе. Почему и отчего так было задумано, в чем тутвысшая начальственная мудрость, сегодня уже никто не объяснит, конечно. Такбыло положено – и все тут. А то, что было положено, в те жесткие времена да ещев таком ведомстве, выполнялось неукоснительно…

Семеро волкодавов, короче. Автоматы, пистолеты, дажегранаты. Трое ямщиков, несомненно, вооруженных. Трое саней и шестьдесяткилограммов золота. Немаловажное уточнение: все поголовно, и те, кто в погонах,и те, кто без, этот немудреный маршрут протяженностью всего-то километроввосемьдесят проделывали не впервые.

Обоз ушел из Предивинска – и словно растворился в воздухе.Когда прошел контрольный срок, забеспокоились вяло – тем более что к вечерутого дня (а вышел обоз ранешенько) разыгралась страшная пурга, и логично былопредположить, что конвой сделал привал, как прежде и случалось.

Когда прошел двойной срок, забеспокоились серьезнее. ИзПредивинска и Курумана под рык разгневанного начальства, решившего пока что недокладывать Шантарску (авось обойдется и все отыщутся), в тайгу кинулисьспецгруппы. Лыжники, упряжки с легкими санями, двое аэросаней…

Ни следа. В Шантарск доложить все же пришлось. Оттудараздался еще более могучий рык – там хорошо представляли, что Москведокладывать придется именно им, а не этим районным обормотам. Над тайгойкружили все самолеты, какие оказались в пределах досягаемости начальства.Батальон войск НКВД из области, усиленный сотней оперов, помчался в Предивинсклитерным эшелоном. Во всех близлежащих деревнях людей с синими околышамирыскало едва ли не больше, чем там имелось жителей.

Ни следа. Пришлось областному начальству, держась за сердцеи потаенно крестясь, звонить в Москву…

Как легко догадаться, оттуда рявкнули так, что вороны ещедолго облетали стороной телефонные провода, а радиоволны сталкивались в эфиреиз-за тесноты…

В те суровые времена мелочностью никак не страдали. К поискам,кроме энкаведешников, моментально подключили наркомат госбезопасности и армию –все-таки шестьдесят килограммов золота… Воздух над тайгой утюжило все, чтомогло летать. После очередного звонка из-за кремлевской стены на шантарскомвокзале был остановлен идущий с Дальнего Востока поезд с пехотным полком – иповернут на Предивинск. Все окрестные охотники-промысловики, вообще все, ктознал тайгу, были мобилизованы.

Ни следа. Москва распорядилась прекратить поиски толькочерез месяц. Начальник областного НКВД пропал в одночасье и обнаружился лишьмного времени спустя на Колыме в должности рядового оперуполномоченного.Начальники Предивинского и Куруманского райотделов не объявились вообще – как ина свете не было… Число снятых, пониженных в должности или просто получивших всоответствующее место аршинный фитиль в точности не известно, но счет вроде бышел на десятки.

Весной, когда сошел снег, операцию повторили практически стем же размахом. Опять-таки с нулевым результатом – ни малейшей зацепки, ниединого следа. По каким-то своим соображениям областное НКВД подмело первогосекретаря Предивинского райкома, заподозрив именно его в организации налета на«золотой обоз». Вроде бы на том основании, что его дед при Александре III ушелна каторгу за такие именно шалости – хотя точно ничего не известно. Следствиеокончилось пшиком, единственное, что удалось накопать, – это то, чтосекретарь райкома во времена беспартийной молодости, в девятнадцатом году двамесяца прослужил рассыльным при колчаковской контрразведке, о чем во всеханкетах, естественно, умолчал. Секретарю, конечно, влепили десять лет дальнихлагерей, но раскрыть тайну исчезновения обоза это, разумеется, нисколечко непомогло…