Не выдержав нервного напряжения, Марина круто вскочила с резного стульчика и направилась в сторону музыкального инструмента в углу.

«Чего он опять уставился на меня, скоро местные «трещотки» внимание обратят,  - нарядным куклам только дай повод посудачить, все косточки перемоют, с них станется… Стоит и смотрит… ну, точно Медведь на овечку! И почему лохматый такой?

Ни у одного здешнего рыцаря я не видела столь неопрятной прически. Все как на подбор выбриты и коротко подстрижены. Зато как сложен… какие у него крепкие мышцы на животе, какие сильные ноги и накачанные ягодицы… Ух, надо скорее отвлечься…»

Дрожащими руками Марина откинула крышку старенького клавесина и осторожно провела пальчиками по клавишам, исторгнув неожиданно чистое звучание.

«Здорово! Кажется, я смогу сыграть на этой раритетной развалюхе, что даже Моцарта не вспомнит…

Забыв на мгновение о своих тревогах, она запросто подобрала юбку и уселась за инструмент. Скоро зала наполнилась серебристыми, поистине яркими и блестящими звуками, которые заставили стихнуть самые громкие разговоры.

«Что-то они там подозрительно притихли, неужели заслушались… вот досада, я же просто хотела немного отвлечься…»

Марина играла совсем простенькую, легкую мелодию из спектакля про Бременских музыкантов, адаптированную версию для детского сада. К превеликому удивлению (и удовольствию) рядом с клавесином прямо на полу вдруг примостился улыбающийся Ансельм.

— Несравненная леди Марин, может быть, вы нам еще и споете?

Марина не без злорадства представила, как вытянутся лица местных «бутончиков» и запела:

— Ах, ты бедная моя, трубадурочка, ну смотри как исхудала фигурочка, я заботою тебя охвачу… (с)

­— Очаровательно, - заговорщически шепнул Ансельм, выдавая истинного ценителя хороших мелодий, -  но не могу узнать, чей репертуар…

— Знаешь, мой дорогой, это песенка - разговор короля и его непослушной дочки, которая решила сбежать из дворца вместе с бродячими музыкантами, папа - король отговаривает, конечно, а она ни в какую - хочу путешествовать с любимым и все дела…

— Какая романтичная история! Расскажите подробнее, леди Тарлей…

— Ах, просим… просим… как это интересно… волнующе...

Вскоре вокруг раскрасневшейся исполнительницы собралась компания из желающих послушать увлекательную и, наверняка, даже  пикантную новеллу.

Марина оказалась  в своей стихии. Сколько разных историй  за последние годы рассказала она внимательным деткам, что точно так же окружали ее в детском саду...

Только Дагмар, Миранда и еще несколько пожилых «настурций» остались сидеть на диванчиках, обтянутых синим бархатом и атласом. Дагмар рассеянно слушал непривычную слуху мелодию и, не снимая кожуры, вяло жевал лимон. Подперев ладонью дебелый подбородок, Миранда смотрела на него с насмешливой улыбкой.

— Вы же пришли сюда не случайно, рыцарь, я полагаю, какая-то из этих «курочек» смогла таки зацепить ваше стальное сердце и вы не против ощипать ее белые перышки. Согласитесь… я же права? Никогда не поверю, что вы будете терпеть дамские посиделки из-за своего юнца, к тому же он совершенно не нуждается  в вашей помощи. Чувствует себя здесь, как рыбка в воде, как самый упругий и пронырливый угорь! Видно, что из него будет толк и в бою… и на любовном ложе.

Дагмар сунул в рот второй лимон и скривился, даже медовый сироп не мог перебить природную горечь солнечного плода. Какая досада! При всей своей отваге и силе рыцарь Черных камней вынужден сидеть рядом с «перезрелой тыквой» из Гринсвуда вместо того, чтобы наслаждаться вкусом очаровательной «сочной груши», какой несомненно представлялось ему дорогая Марин.

Но вечер начал стал принимать более веселое направление. Дело в том, что своих «цветущих» гостей посетил сам хозяин Райнартхолла с немногочисленной свитой из наперсниц и постоянной охраны, которая больше свидетельствовала о его статусе, чем нужна была для защиты жизни.

Райнбок с удовольствием оглядел владения и благосклонно принял тысячу признаний в любви, большая часть которых, конечно, являлась шутливым воздаянием его высокому положению.

Грузный мужчина уверенно расположился на самом роскошном диване и вскоре был окружен толпой восхищенных дам. И вот маленькие колючие глазки Райнбока заметили мощную фигуру Дагмара, ссутулившегося над блюдом с лимонами.

— Хей, Медведь! Ты и правда здесь? Вот это чудо! Знать, скоро небеса обрушатся на землю в припадке! Что на тебя нашло?

— Я всегда был неравнодушен к музыке…

Райнбок громогласно захохотал:

— И к женским прелестям!

— Мужчине трудно обходится без женщин, вынужден это признать.

Какой тут начался переполох! Замелькали пышные веера, раздались преувеличенно страдающие вздохи:

— Кто же сумел так ранить душу непобедимого рыцаря?

— Дагмар, всего лишь один намек…

— Она рыжекоса или брюнетка, откройте уже свой секрет!

Марина до боли кусала губы, касаясь чувствительных клавиш, словно возбужденной мужской плоти, но даже не поворачивала головы в сторону пересудов.

«Ну, зачем он тут объявился? Выставил себя дураком! Все смеются и дразнят его, как он это терпит, ради чего?»

И вдруг неожиданная  мысль словно обожгла ее грудь:

«Он хотел видеть меня! Он пришел ко мне! Только ради меня он терпеливо сносит все их шуточки… Ах, Дагмар, я сторицей расплачусь с тобой за все их насмешки, я буду целовать тебя и ласкать, потому что… потому что  сама этого безумно хочу...»

И сейчас же отчаянное, невыносимое желание обнять этого растрепанного, но  терпеливого человека, увести с собой подальше от насмешливых, пренебрежительных, изучающих женских взглядов заставило Марину обернуться.

На мгновение их взгляды встретились, в темных глазах Дагмара мерцала тоска загнанного зверя. Время будто остановилось для Марины,  - исчезли звуки, очертания предметов вокруг расплылись, стали нечеткими.

И только мужчина со спутанными волосами, с лицом привычно суровым, но почему-то уже совершенно родным выделялся на фоне разноцветного, гудящего и подрагивающего пятна. Задыхаясь,  Марина опустила глаза, поднялась со стула и направилась к Райнбоку.

— Милостивый господин! От всего сердца благодарю вас за приглашение и чудесный вечер, но я очень беспокоюсь о своем супруге, позвольте мне уже удалиться к нему.

Хозяин поместья внимательно оглядел побледневшую гостью, что стояла перед ним, комкая  в руках кружевной платочек.

 «В самом деле, не могу же я прямо сейчас приударить за женой умирающего Никоса, это было бы подло и недостойно памяти его славных деяний на благо отечества».

— Ваша доброта и забота тронули мое сердце, леди! Конечно, вы можете идти в отведенные вам покои, передайте дражайшему супругу наши глубочайшие соболе… тьфу… то есть, наши наилучшие пожелания.