Невероятно красивая и величественная птица взмахнула крыльями и, совершив невероятный вираж, вылетела из клетки через узкую дверцу, чтобы тут же сесть на подставленную руку Мириам.

— Здравствуй, родная. Как ты тут? Спать мешают? — проворковала брюнетка, прижимаясь щекой к голове неясыти.

Та в ответ издала ухающий звук, ещё и крылом обняла. Я от умиления и восторга даже дышать забыла.

— Чего вытаращился? — подтолкнул меня плечом Микула. — Наша Мири, конечно, ещё та красотка, но работу никто не отменял. Расчесал гривы, в косы заплёл? На вот, начисти до блеска!

И мне в руки сунули полный мешочек… серебряных мышей.

Потом я узнала, что именно Мириам и является дрессировщиком в таборе Родны. Она же с ними и выступает сразу с несколькими номерами. И смотря на то, как девушку обожают собственные подопечные, с какой готовностью её слушаются, будто понимая каждое слово, у меня даже мысли не возникло в том, что она может быть с кем-то жестока. Правда, потом по некоторым оговоркам того же Микулы, я поняла, что этот всеми обожаемый ангел со своей неясытью Бриэнн появился в таборе не так давно, всего полтора года назад, а до этого животных дрессировал некий Дурсун, и при упоминании этого имени у лохматого смотрителя даже кулаки сжались.

В общем первая половина дня, несмотря на то, что мне и на минутку присесть не удалось, выдалась насыщенной и очень интересной.

После обеда суета в таборе достигла своего апогея. Откуда-то выкатили будку с кассой и поставили рядом с дорогой. Возле неё вертелся Юрген. Возле главного шатра появились тележки со сладостями и сувенирами. Куда не глянь, можно было наткнуться взглядом на взволнованных артистов, уже в сценических костюмах, в последний раз перед выступлением репетирующих свои номера, рабочих сцены, заканчивающих последние приготовления.

Все угомонились в один миг, когда из своей кибитки появилась тётушка Родна. Тоже нарядившаяся… ведьмой. Кто бы сомневался?

Окинув всех исполненным власти взглядом свысока, она взмахнула повелительно рукой.

— А ну по местам, лоботрясы. Покажем жителям этого городишки самое лучшее представление, которое они видели.

Спустившись по ступенькам, она царственно направилась к небольшому пёстрому шатру… гадалки.

Все, действительно, как-то мгновенно рассредоточились по местам. Работа в таборе закипела с удвоенной силой, но теперь уже по-другому, незаметно. Каждый вошёл в отведённую ему роль. Потому что вскоре, действительно, со стороны города показались первые зрители. Словно сигнала ждали. Потом их стало больше, ещё больше, пока горожане не повалили настоящей толпой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И вот прошёл уже почти час, как представление началось. Но я за ним могу наблюдать разве что из-за кулис, да и то отрывочно. Мы с Микулой уже помогли одетой в красное трико Мириам забрать из клетки мартышек, с которыми она показала первый номер. Мой начальник велел мне ждать окончания номера, а сам ушёл за удавом.

На смену с юмором поставленным акробатическим трюкам брюнетки в компании юрких обезьянок, выходит со своим номером тот самый тролль-полукровка, на которого я обратила внимание ещё вчера. Он тут за главного силача. А Мириам приносит мартышек мне за кулисы.

— Идите к мальчику, — пощекотав им подбородки, велит девушка обнимающим её обезьянкам. Смотрит на меня с обворожительной улыбкой. — И как тебе мой номер, Янко?

— Бесподобный. Вы были великолепны, — восторженно и совершенно искренне отвечаю я, протягивая руки к взбудораженным выступлением животным. Те послушно перебираются уже ко мне на плечи. Дёргая за волосы, подпрыгивая и что-то треща на уши.

— Благодарю, — склоняет голову местная красотка, затрепетав ресницами. — О, Микула. Давай мне нашего Колбасика. Иди сюда, мой хороший.

И она с нежным воркованием принимает из рук вернувшегося громилы белого удава.

— Пойдём, сердцеед. Вернём этих ребят в их клетку и приведем лошадок для нашей звёздочки, — проводив влюблённым взглядом девичью фигуру, зовёт меня Микула. — Поможешь мне с этим и тогда свободен до конца представления. Можешь посмотреть из-за кулис. Небось и не видел такого никогда. Лучше, чем артисты тётушки Родны, никто не выступает.

— А неясыть… она разве не будет выступать? — спрашиваю я, вспомнив, что свою сову брюнетка так и не вернула в клетку. Та вообще куда-то испарилась снова.

А мне вот уже очень интересно, зачем я натирала до блеска добрую дюжину серебряных мышек.

— Увидишь, — загадочно ухмыляется в лохматую рыжеватую бороду Микула.

С новой задачей мы справляемся без труда. Вскоре Мириам заканчивает свой танец с удавом, возвращает его нам за кулисы и сосредотачивает всё своё внимание на лошадях. В воздухе разливается ощущение творящейся магии, и её трико из алого становится ослепительно белым, к брюнетке подбегает одна из гримёрш, чтобы закрепить на голове головной убор с роскошным белым пером.

А я тихонько пробираюсь в укромный уголок за кулисами, чтобы в ожидании коронного номера с восторгом понаблюдать за тем, как под куполом порхают, словно яркие бабочки, воздушные акробатки.

И внезапно чувствую на себе чей-то взгляд.

Замерев, пробегаюсь глазами по зрительским рядам и почти сразу замечаю того, кому этот взгляд принадлежит.

В тени, как раз на одном из тех немногих мест, откуда можно чуточку заглянуть за кулисы, сидит мэтр Гануш. В тёмном строгом костюме, с белым воротником, пылающими глазами, весь такой готично-таинственный. И смотрит прямо на меня. Ещё и кивает приветственно.

Пришёл со своим списком, значит?

Ну-у-у, послушаем. Потом. После представления. Я заслужила немного позитивных эмоций.

Приветственно кивнув вампиру, сосредотачиваюсь на действе над манежем. Там, раскачиваясь на разноцветных полотнах, свисающих из-под купола, четыре миниатюрные девушки в ярких сверкающих трико, выполняют немыслимые трюки и пассажи, буквально завораживая этим потрясающим воздушным танцем. Иногда даже кажется, будто законы физики над ними не властны. А может для них эти законы просто другие. Может, они реально феи. Похожи очень.

К тому моменту, как все четыре, по очереди совершив захватывающие дух сальто, приземляются на манеже, я уже едва справляюсь с желанием ахать от восторга. Ну красиво же до невозможности. И только ощущение чужого взгляда, на котором я периодически себя ловлю, заставляет меня сдерживать проявления своих эмоций.