Когда Рыськин догнал клетчатого, они принялись волтузитьдруг друга. И тут воздух сотрясла серия мощных ударов в дверь. Вероятно,спецслужбы наконец-то добрались до места происшествия и решили взять уборнуюприступом. Вероника закрыла голову двумя руками и зажмурилась.

— Я случайная жертва, — шепотом бубнила она себе вколенки. — Когда меня спросят, кто я такая, так и скажу. Случайная жертва…

После криков, грохота и шума борьбы все наконец стихло, иВеронику потянули за руки вверх. Потом кто-то обнимал ее за плечи и нашептывалнейтрально-успокаивающие слова, но она предпочитала не разжимать глаз и шагалавслепую.

— Вам не о чем волноваться, — увещевали ее. —Психа уже поймали и увезли. И раненого увезли. Здесь остались только вы ивторой свидетель его бесчинств. Тот мужчина в клетчатой рубашке.

Вероника мигом распахнула глаза.

— В клетчатой рубашке?! — закричала она. —Так это и есть псих! А вы что, забрали Осю?!

— Извините, конечно, — хмыкнул один из ееспасителей, — но мужчина в клетчатой рубашке был жестоко избит. А.., каквы там сказали? Ося, да? Так вот, Ося был разъярен, дик и имел при себе оружие.Неужели вы не слышали, как он стрелял?

— Это не он стрелял, а тот, который валялся наполу! — закричала Вероника. — Седой в бобрике!

— Этот в бобрике неизвестно, выживет ли, — сердитоответили ей. — А ваш Ося в отличной форме. Бурлит, как гейзер. Знаете, какон к вам рвался? Даже зубами клацал!

Очутившись на улице, Вероника принялась звонить Каретникову.

— Матвей! — закричала она в трубку, когда тотответил. — Рыськина загребли! В ментовку!

— Да что ты говоришь? — изумился тот. — А зачто?

— Его схватили по ложному обвинению! Он ввязался вдраку в уборной мебельного центра. Там был один псих, и Осю с ним перепутали.

— Дорогая, не волнуйся, мы что-нибудь придумаем. Янемедленно позвоню Дьякову, он все уладит. А пока езжай домой. Я не хочу, чтобыты шаталась по городу без охраны. Вдруг тебя опять захотят душить!

Пряча телефон в сумочку, Вероника пробормотала:

— Это ты, дорогой, еще не знаешь, что меня давилимашиной…

Водить она не умела, поэтому пришлось запереть «Жигули» иоставить их на стоянке. Выбравшись на шоссе, Вероника тотчас же увиделаавтобусную остановку и подумала: «Все равно я уже почти в Химках. Может быть,попробовать позвонить подруге Инны Головатовой? Вдруг она дома? Я простообязана узнать про этот наезд как можно больше». Конечно, она сразу же подумалао стареньком «Москвиче» и женщине в зеленом. А кто бы не подумал? Возможно,есть какие-нибудь свидетели происшествия, которые описали машину Если этодействительно «Москвич», за рулем которого сидела женщина, тогда человек в маскене соврал. Действительно, умереть должны все.

Подруга Инны Головатовой оказалась дома и ответила нателефонный звонок сразу, будто бы сидела перед аппаратом.

— Я кое-что знаю о подоплеке этого дела, —официальным тоном заявила Вероника — Не могли бы мы встретиться? Как можноскорее — Подъезжайте, — разрешила та и объяснила, каким транспортомдобираться.

«Еще одна училка!» — тут же поняла Вероника, когда Татьянаоткрыла ей дверь своей квартиры. Она была маленькой и довольно полной, сострогой прической и твердым преподавательским взглядом. Единственное, чтовыпадало из образа, так это огромная растянутая кофта, накинутая на плечи изавязанная узлом под подбородком.

— На улице жара, а я мерзну, — жалко улыбнуласьхозяйка.

— Это на нервной почве, — кивнула Вероника. —Просто у вас стресс. Я сама в последнее время постоянно в стрессе, поэтому знаюнаверняка.

— Инночку убили! — с надрывом сказала Татьяна,доведя гостью до комнаты и свалившись на диван. — Я была с ней до самойпоследней минуты. Это так страшно! Представляете, она умирала и все говорилапро какие-то ботинки.

— Ботинки? — насторожилась Вероника. — А выне могли бы рассказать поподробнее?

— Ах, боже мой! — приложила руки к груди Татьяна.Грудь у нее была большой и высоко поднятой.

«Когда-нибудь ее сделают завучем», — промелькнуло вголове у Вероники. Все завучи, которых она знала, имели такую же воинственную,забранную в броню грудь.

— Инна бредила, — продолжала тем временемТатьяна. — И бред всегда начинался с одного и того же — с какого-токонверта. Она собиралась показать кому-то какой-то конверт. А потом увиделаботинки. «Те самые ботинки» — вот ее точные слова. Ее как-то беспокоили этиботинки. Будто бы в них заключалась некая постыдная тайна, Инна узнала этутайну и занервничала. Да, и обращалась она все время к некой Ире. Говорила:«Ира, Ира, ну у тебя и аппетиты! Сидела бы со своими пряниками!» По-моему, эточистой воды бред.

— Бред, — пробормотала Вероника и сжала пальцамивиски. — Но очень информативный.

— А вы-то сами что знаете? — внезапно вспомнилаТатьяна. — По телефону вы сказали, будто бы знакомы с подоплекой дела.Какого, кстати, дела?

— О наезде на Инну. Понимаете ли, меня ведь тоже едване сбили машиной. И все потому, что я, как и Инна, стала свидетельницейпреступления.

— Ну да? — открыла рот Татьяна.

— Я не могу разглашать, — промямлила Вероника, вголове у которой бешено вращались шестеренки. Она просто не хотела, не моглаотвлекаться на болтовню, которая ее сбивала. — Кстати, как все случилось?

— Инна переходила дорогу. Дело происходило позднимвечером, было уже темно, и убийца без проблем удрал с места преступления.Говорят, Инну сбил «Москвич». Он и выскочил-то непонятно откуда! Конечно, егоищут, но… Свидетелями происшествия оказалась лишь пара припозднившихсяпешеходов. Ничего вразумительного они так и не сказали.

«Вот тебе и на! — думала Вероника, подпрыгивая назаднем сиденье троллейбуса и завороженно глядя в окно. — Наверное, это тотже самый „Москвич“, и Инну убила все та же женщина в зеленом. Значит,действительно ничего личного. Все дело в смерти Нелли Шульговской. Ну,допустим, я видела лысого, и он это знает. Ведь я вышла на крыльцо прямо вследза ним, и он наверняка обернулся на стук захлопнувшейся двери. А Инна что, тожевидела лысого? То есть он засветился той ночью по полной программе? Очень,очень странно».

Вероника принялась размышлять о том, что так мучило ИннуГоловатову перед смертью. Конечно же, говорила она не про какую не про Иру, апро Киру. Это ясно, как дважды два. «Сидела бы со своими пряниками!», вот чтоона сказала, подразумевая родную Кирину Тулу.

С ботинками тоже все более или менее понятно. Она навернякаимела в виду ботинки Тараса Шульговского. «Те самые ботинки». Те самые, которыеони обсуждали с Кирой накануне происшествия в доме отдыха. Хорошо, что Татьяна,рассказывая, употребила выражение «постыдная тайна». Это сразу же натолкнулоВеронику на мысль.