Разгневаться? Обвинить ее во лжи? Швырнуть в нее еекамизэльку? Расхохотаться?

Впрочем, мне было не до смеха. Конечно, не могло быть двухмнений, что передо мной подсадная утка. Я была еще на воле наслышана опровокаторах и провокаторшах, агентах Чеки, которых красные подсаживают вкамеры к политическим. Те вызывают к себе доверие жалостными историями,заключенные начинают с ними откровенничать, в свою очередь, невзначай выдаюткакие-то тайны, которые провокаторы немедля доводят до ушей чекистов. Пороюпровокаторов используют для того, чтобы они выуживали припрятанныедрагоценности, разузнавали о захоронках, сделанных в домах или имениях, откудабыли привезены арестованные. Конечно, Малгожата — провокаторша!

Она уже устроила драку в одной камере.., из-за нее люди,быть может, пошли под пулю. Теперь явилась на новое «задание».

Я зажмурилась. Я не могла смотреть на нее… Как можно такнизко пасть! Но я чувствовала, что не смогу ее выдать. Бывали случаи, я этоузнала уже в тюрьме, что разоблаченных провокаторов заключенные тихо душилиночью или забивали насмерть. Я не могла обречь ее на такое…

Но не только я представляла опасность для Малгожаты — онатоже была для меня опасна! Увидит, узнает.., поймет, что я могу ее разоблачить,и тогда ее ждет гибель… А что ждет меня?

Мне захотелось уменьшиться в росте, в размере, свернуться в клубок,словно ежик, полностью спрятаться под уютную, душистую камизэльку. Может быть,меня минует беда, если я буду делать вид, что слепа, нема и глуха? Но ведьМалгожата опасна, скрывая ее, я невольно предаю своих товарок по камере!

Мысли разрывали мне голову, страдания разрывали мне сердце.

Как вдруг…

— Матка Боска, да ведь это Зоя! — услышала я вскрикМалгожаты, и в следующее мгновение она вскочила на нары рядом со мной,приподняла, обняла и расцеловала в обе щеки. — Так ты сберегла мою камизэльку?— рассмеялась она. — Досконале, превосходно! Медам, — обратилась она кнедоумевающим заключенным, — еще недавно мы с Зоей были в одной камере.Кажется, я становлюсь завсегдатаем сего узилища! Там, где мы содержалисьпрежде, случилась ужасная драка, всех, кто в ней участвовал, выволокли вон исунули кого в карцер, кого, я даже не знаю, наверное, поставили к стенке. Аменя спасло чудо, подлинное чудо! Когда меня тащили в карцер — вуй, какая ябыла урода.., правда, что уродина! — Она звонко расхохоталась, сыграв насозвучии и совершенно различном значении двух этих слов, ведь «урода»по-польски — «красавица». А вообще, я обратила внимание, что она уже не такщедро сыплет полонизмами, как в прошлый наш ночной разговор. — Итак, когда менятащили в карцер, то один красный пан, который работал раньше в театре, где яиграла… Да не здесь, не в Свийске, а в самом Петербурге! Там он был простоплотник или столяр, а может, подносчик декораций, я уж и не помню, а здесь… Нукак он держал себя, Езус Христус! Подлинный уродзены шляхтич! Так вот тот панузнал меня, и вступился, и похлопотал за меня перед начальником тюрьмы. Ипотребовал, чтобы меня немедля выпустили. Я готова была руки ему целовать заего доброе сердце. Как же! — горестно усмехнулась она. — У красных панов небывает добрых сердец! Я вернулась домой — а его, как ни странно, даже неразграбили, — вымылась в ванне и только вознесла молитвы Матке Боске за то, чтоне отвратила от меня очей своих, как явился жолнер, солдат, с бумагой от Чеки,в которой было сказано, что ко мне на постой определяется красный командирСазонов. Такова была фамилия моего спасителя. Я сразу почуяла недоброе… Так ислучилось: чуть явившись, он немедля потребовал благодарности. Он пожелал спатьсо мной, а когда я начала взывать к его рыцарским чувствам, хотел меняизнасиловать. Ничего не скажу, — усмехнулась Малгожата, — я давно забыла о томвремени, когда была невинной девицею, однако отношения мужчины с женщиной — невоскресная ярмарка, когда надо за малую малость платить золотом любви. Ясхватилась за нож… Красный пан получил лезвием по руке, которую протянул нетуда, куда надо, и выбежал вон, спасаясь бегством. На мою беду, мимо проходилпатруль, он кликнул подмогу, меня схватили в чем была. Приволокли сюда… Ну, непся ли крев те красные лайдаки?!

К концу этой речи вся камера хохотала. Малгожатаповествовала с таким неподражаемым юмором, словно хотела не пожаловаться, аповеселить нас.

Я смеялась громче всех. Не передать словами, какое ячувствовала облегчение. Камень с души свалился: так она не предательница! Какоесчастье!

* * *

— Fracture? — спросил хирург медицинского центра «Осман»,принимая снимок от красивого рентгенолога, которому бы в сериалах играть всякихжиголо-сердцеедов (причем отнюдь не вегетарианцев!), а не заниматься такойгрубой прозой жизни, как съемка разных-всяких бедер, верхних и нижнихконечностей… То есть такой это был кадр мужского рода, что Алена, войдя врентген-кабинет, втихомолку порадовалась, что догадалась сегодня надеть непросто какие-то там трусишки или даже стринги, а завлекательнейшие кружевныештанишки цвета шампанского, так что, надо полагать, на столежиголо-рентгенолога она выглядела недурственно…

Кстати, стол ее сначала очень напугал, потому что стола кактакового она в кабинете не обнаружила, а стояла там блестящая никелированнаястена шириной метра полтора и высотой не менее двух. Красавчик, улыбаясь однимиглазами (желто-янтарными, совершенно как у Алекса, бывшего, незаслуженноотставленного и напрочь забытого Алениного любовника), попросил нашуписательницу стать вплотную к стенке, и та вдруг начала медленнозапрокидываться, а Алена — вместе с ней. У нее тотчас закружилась голова, онажалобно пискнула, зажмурилась, а когда снова открыла глаза, обнаружила себялежащей на этой стенке, превратившейся чудесным образом в стол, а рентгенолог,интимно наклоняясь над ней, полушепотом просил чуть повернуться на бок и слегкасогнуть ноги в коленях… «Да, правильно, вот эту ногу чуть вперед.., о, merci,merci…»

И он знай себе мерсикал, пока заставлял ее вертеться с бокуна бок, уходил, нажимал какие-то кнопки, снова возвращался..,священнодействовал, словом, над Алениным распростертым телом, как пишут вроманах. А потом с той же затаенной интимной улыбкой (вот интересно, онапредназначалась только носительницам кружевных штанишек цвета шампанского иливообще всем пациенткам, а может, даже и всем пациентам?) попросил ее одеться иподождать результатов рентгена.

Ждать пришлось минут десять, не более того. Затем рентгенологтанцующей, как и подобает жиголо, походкой прошел мимо сидящей в коридоре Аленыи, открыв дверь в кабинет хирурга, любезной улыбкой и взмахом руки пригласил еевойти.

— Fracture? — спросил хирург, принимая от него снимки иприкладывая их к освещенной панели.