– А дальше?

– А дальше они вызывают милицию и сдают картину. Теначинают расспрашивать, откуда картина могла появиться, никто, естественно, непризнается. Таким образом картина рано или поздно попадает обратно в Эрмитаж.

– А если подумают на честных людей, на студентов,например?

– Да у них там проходной двор, а студенты всегдаотопрутся.

– Вы считаете, что я должна это сделать? – упавшимголосом спросила Лена.

– Именно ты, и я объясню почему, – твердо ответилаНадежда. – Там молодых девиц среди студентов навалом, а вот такой тетей,как я, кто-то может заинтересоваться. Начнут спрашивать: «А вы, дама, куда, дак кому, да что вам здесь нужно?» В общем, я могу вызвать нездоровый интерес. Авот в подвал, где ты картину оставила, я одна пойду, только место покажи.

– Страшно, – поежилась Лена, но под строгимвзглядом соседки постаралась взять себя в руки.

– Некогда бояться, нужно дело делать! – приказалаНадежда.

Лена взглянула на соседку повнимательнее и увидела, что тетяНадя сегодня оживлена и глаза ее блестят, как у молодой. Впрочем, что это она,тетя Надя никогда не казалась ей старой, хоть и была старше ее матери лет навосемь.

Значит, так! – командовала Надежда. – Прежде всегонужно тщательно продумать свой внешний вид.

Она выскочила в прихожую и вскоре вернулась в комнату сворохом одежды.

– Вот в этой куртке я езжу на дачу. Она немногопоношенная, но чистая и не рваная.

Надежда надела длинную стеганную куртку серо-зеленого цветаи поглядела в зеркало.

– Зачем вам этот маскарад? – полюбопытствовалаЛена.

В такой курточке я смогу сойти за какое-нибудь мелкоеместное начальство – техник из ЖЭКа или мастер участка. Как еще они тамназываются, не знаю. Знаешь, приходят такие тетки на работу в приличных пальто,а потом переодеваются в старое, чтобы по подвалам хорошую одежду не трепать.

Надежда вдруг сорвалась с места, полезла в ящик письменногостола и через некоторое время отыскала там тюбик старой ярко-красной помады.

Знаю, что не идет мне, – усмехнулась она, заметив взеркале Ленин критический взгляд, – но так больше на техника из жилконторыпохоже. Сюда бы еще вязаную шапочку серо-буро-малинового цвета, –мечтательно добавила она, – или берет мохеровый… У меня, знаешь, с детстваотвращение к вязаным шапочкам, а береты просто ненавижу. Кажется, если береттакой надену, сразу старухой стану. Так что дома ничего такого не держу.

Постойте-ка! – Лена сорвалась с места и выбежала изквартиры.

Она вернулась минут через пять, и в руках у нее былпресловутый мохеровый берет темно-розового цвета.

– Кто там в малиновом берете вошел в подземныйпереход? – веселилась Надежда и вдруг осеклась: – Извини, я не хотеланасчет старости, это ведь твоей мамы берет…

– Да ладно вам, тетя Надя, – Лена махнуларукой, – сейчас не об этом нужно думать.

– Замок там есть на двери подвала?

– Раньше не было, сейчас я уж и не знаю…

– Нужно надеяться на лучшее, – сказала Надежда истерла ярко-красную помаду. – Берем с собой куртку и берет, выходим поодному, чтобы соседи ничего не заметили.

Надежда с Леной медленно шли по переулку, в который выходиладверь нужного подъезда.

– Вон там, видите? – шептала Лена. – Входите,направо будет дверь подвала, а прямо – черный ход кафе. Сейчас он, наверное,закрыт – слишком рано. Рискнем?

– Рискнем, – согласилась Надежда.

В подъезде было сумрачно и тихо. Пахло помойкой, а из кафенесло почему-то подгоревшей гречневой кашей.

– Каша-то тут при чем? – шепотом удивиласьНадежда.

Лена потянула ее за рукав и остановилась: на двери виселбольшой амбарный замок.

– Ай, как плохо! Как же теперь?

– Спокойно! – Надежда подергала замок, и – очудо! – оказалось, что замок висит просто так и закрыть его давно уженельзя.

На всякий случай Надежда вообще вытащила замок и положилаего в уголке под ступеньку.

– Так и думала, что замок бутафорский, – ликовалаНадежда, – небось ключ давно потеряли, потому и не закрывают. Теперьуходим отсюда быстро!

Во дворе она внезапно остановилась и уставилась на страннуюмашину, стоящую в дальнем углу.

– Определенно нам сегодня везет! Ты знаешь, что этотакое? Компрессор, от него работает отбойный молоток… Думала, придется искатьмужиков с кувалдой, а так даже лучше, дешевле обойдется. Видно, стенку ломали,чтобы трубу починить, так он с тех пор и стоит.

Они прошли чуть дальше, где стояли две шеренги аккуратныхларьков, а в конце, за ларьками, стыдливо притулился платный туалет. Там вкабинке Надежда живо переоделась в дачную куртку и берет, не забыла накраситьгубы жуткой помадой. В ларьке они купили две бутылки дешевой «Столичной»тихвинского завода.

– Погуляй тут, возле ларьков, – велелаНадежда, – в ту сторону ни ногой, да смотри сумку крепче держи, чтобы несперли, а то пальто у меня хорошее, жалко…

Двое работяг толклись возле допотопного ржавого компрессораи лениво препирались с лысым прорабом: в кожаной короткой курточке и снезажженной сигаретой, намертво впечатанной в угол рта:

– Петрович, дак ты сам-то глянь, тут работы до вечера!Ты ж сам-то погляди, шпиндель же у ей не фу рычит!

Прораб с тоской переводил взгляд с небритых и опухших поутреннему времени физиономий своих орлов на таинственный шпиндель, нефу-рычащий в недрах компрессора. Наконец он взглянул на часы, охнул, махнулрукой и сказал:

– Ну, Тудыев, под твою ответственность! Чтоб к обедупочинили! Я на четвертую побежал, там аврал – бетономешалка встала!

С этими словами он исчез, подняв пыльный смерч. Тудыев,толстый одутловатый мужик лет пятидесяти, на правах старшего вытащил из карманадесятку и протянул ее своему маленькому кривоногому напарнику:

– Ну, Павлуша, одна нога здесь, другая в стекляшке.Возьмешь там нашу любимую.

– Закуси не надо? – на всякий случай осведомилсяПавлуша.

– Мы что с тобой – жрать пришли? – назидательнопробасил Тудыев. – Мы, Павлуша, на работе!

Павлуша изготовился было к бегу на среднюю дистанцию, каквдруг из соседней подворотни послышался негромкий, но отчетливый окрик:

=– Дяденьки! Выпить хотите?

Кривоногий Павлуша споткнулся, а Тудыев крякнул от такогобессмысленного вопроса:

– Как же не хотеть, девонька? А че те надо-то?

Надежда, а это была именно она, выглянула из подворотни ипомахала поллитровкой. Павлуша двинулся к ней как загипнотизированный. Болеемедлительный и задумчивый Тудыев не тронулся с места, но глядел на поллитровкус закономерным оживлением.