– Ну, хозяюшка, принимай, что обещали, в аккурат всесделали!

Надежда поблагодарила его и отдала обещанные две бутылки.Тудыев радостно потопал к напарнику. Оглядевшись и убедившись, что ее никто невидит, Надежда по самое плечо засунула руку в пролом, пошарила там и наконецнащупала полиэтиленовый пакет. Торопливо спрятав его за пазуху, она как можноскорее покинула место действия, которое ей почему-то хотелось про себя назватьместом преступления. Действительно, спрятанная за пазуху картина жгла ее, какраскаленное железо, и Надежда Николаевна впервые в жизни чувствовала себяпреступницей.

– Ух и страху я натерпелась! – призналась Надежда,стирая с губ ненавистную ярко-красную помаду. – Не дай Бог, думаю, сейчаси правда из начальства кто-нибудь припрется! Ну давай посмотрим, что это закартина такая. Я, признаться, когда раньше в Эрмитаже бывала, больше кимпрессионистам ходила, а в ту сторону и не глядела. Сама разворачивай, я нехочу к ней прикасаться – так, на всякий случай, а твоих отпечатков там и Такнавалом.

– Да уж, – вздохнула Лена и развернула холст.

– И ничего такого, – заявила Надежда послепродолжительного молчания. – Девица, на мой взгляд, несколько полновата,но это мое личное мнение. И что его угораздило именно эту картину украсть?

– Он сказал – волосы длинные, как у меня, –усмехнулась Лена. – И потом – вам-то какая разница? Эта ли картина,другая… Ну был бы бедуин на верблюде…

Ты права, – согласилась Надежда, – мне в данномслучае все равно. Итак, давай к художникам собираться. Пока туда-сюда – занятияпотом кончатся, мало народа будет, на виду окажешься. Так… как бы это тебянарядить, чтобы там, в Академии, среди этих ненормальных людей искусства, тысмотрелась как своя?

– Главное, чтобы никто меня не запомнил, –вставила Лена.

– Внешность изменить надо, дело хорошее, –согласилась Надежда. – Приблизительно я себе представляю, как художникивыглядят – чем необычнее, тем лучше. Так-так… – она критически рассматривалаЛену, – макияж самый простой, ну если уже глаза подкрасила, то смывать ненужно…

Внезапно Надежда сорвалась с места и понеслась в прихожую,откуда послышались ее чертыханье и крики:

– Лена, помоги!

Лена едва успела поддержать качающуюся табуретку и принятьот соседки огромный чемодан, который та достала с антресолей. В чемоданенаходилась одежда – ношеная, но аккуратно сложенная и чистая.

– Это Аленины тряпки. Мне они малы, а выбросить жалко –целое ведь. Все собиралась отдать кому-нибудь, да лень было на антресоли лезть.

Лена знала, что соседкина дочка Алена была замужем завоенным моряком и жила вместе с мужем и дочкой Светочкой в далеком Северодвинске,приезжая только в отпуск. Надежда уже рылась в чемодане и достала оттудавылинявшие голубые джинсы.

– Примерь-ка, они тебе будут впору.

– Да чем мои-то джинсы плохи? – недоумевала Лена.

– Сейчас узнаешь. Надежда принесла ножницы и мигомразрезала джинсы на коленках.

– Надевай! .

– Холодно же, – поморщилась Лена.

– Ничего, не рассыплешься, приструнила ееНадежда. – Так, свитерок этот черный можешь оставить, а сверху вот этонадень, – она протянула старую рубашку своего мужа Сан Саныча, фланелевую,в серую и зеленую клетку.

– Волосы убрать, – бормотала Лена, – поволосам сразу опознают, если что.

– Да, волосы обязательно спрятать… что они тамносят-то?

– Найдем! – Настала очередь Лены сорваться сместа.

Через две минуты она вернулась. Волосы были убраны подстранный головной убор – черный кожаный не то платок, не то шапочка, к тому жевся в черепах.

– Это что ж такое? – изумилась Надежда.

Называется бандана! – гордо сообщила Лена.

– Ну надо же! А я и не знала, – вздохнулаНадежда. – Теперь все отлично, только… надо бы чего-нибудь зелененького…тени, что ли, наведи… и руки, лак сотри и ногти обстриги как можно короче.

– Жалко! – вздохнула Лена. – Никак нельзядлинные оставить?

Надежда даже задохнулась от возмущения.

– Это же художники! Они же все время с краской возятся!Сама посуди: есть у них возможность маникюр делать?

Когда Лена поглядела на себя в зеркало, она в первый раз вжизни не узнала собственное отражение.

– Едем! – – Надежда Николаевна была полна энергии.

В суматохе они чуть не забыли картину.

В художественном магазине недалеко от Академии художеств оникупили папку, в каких студенты носят эскизы и рисунки. Надежда специальноуронила папку в грязь, чтобы не вызвал подозрения ее слишком новый вид.

– Ну, надо идти.

– Куда идти, что я там скажу? – испугалась Лена.

– Да ты не бойся, – смягчилась Надежда, – ятебя до двери провожу, надо же выяснить, какому профессору картинуподкладывать.

Никто их не остановил. В холле, как в каждом уважающем себяучебном заведении, на видном месте висело расписание занятий.

– Так-так, сегодня у нас что? Среда. Вот написано: сдвенадцати до двух техника живописи, класс профессора Аристархова. Номер двестичетырнадцать. Вперед!

– Не могу, – прошептала Лена, – боюсь еенести, картину эту проклятую… Вдруг кто-то увидит?

– Да кто тут увидит? – увещевала ее Надежда тожешепотом. – Ты пойми: этих холстов тут – как листьев в лесу, а где лучшевсего спрятать лист, как не в гуще деревьев? А где лучше всего спрятать холст,как не среди других холстов?

– Но нам-то нужно, чтобы его быстрее нашли, –возразила Лена.

– Да… совсем ты меня запутала! – рассердиласьНадежда. – Иди!

По широкой лестнице Лена поднялась на второй этаж. Навстречуей шли студенты – девушки в таких же, как она, рваных джинсах, парни с длиннымиволосами. Бесформенные свитера, длинные юбки, холщовые вылинявшие рубахи… Нанекоторых было надето нечто вовсе уж несусветное, но никто не показывал на нихпальцем. Попадались, правда, вполне приличные студенты, и у всех без исключенияволосы были прихвачены широкой кожаной лентой или платком – чтобы волосы немешали рисовать и не пачкались в краске. У многих были в руках такие же папкидля рисунков, как у Лены, это никого не удивляло.

«Нужно принять деловой вид, как будто я здесь своя», –подумала Лена.

Она посматривала на номера классов, вот и двестичетырнадцатая аудитория. Дверь была полуоткрыта, очевидно, занятия ужезакончились. Крупный вальяжный человек с очень светлыми, почти белыми, но неседыми волосами, стоял посредине класса, окруженный студентами и говорил что-тогромким, хорошо поставленным голосом. Лена остановилась на пороге. На нее никтоне обратил внимания – все слушали профессора Аристархова – это был именно он. Вуглу на маленьком столике были навалены какие-то холсты. Лена открыла своюпапку, достала холст и, замирая от страха, пошла в сторону столика, ожидая, чтокто-нибудь ее окликнет. И вдруг боковым зрением она заметила в коридоре доужаса знакомый силуэт. Она где-то видела уже этого человека – невысокогоростом, но плотного и коренастого. Шея была такая короткая, казалось, чтоголова лежит просто на плечах, как арбуз на блюде. Господи, да не узнать егоневозможно! Ведь это он, тот самый старший из милиционеров, приезжавших вквартиру Дениса позавчера.