Лена застыла на месте, окаменев от страха. В панике онасовершенно забыла, что совершенно изменила свою внешность, ее сейчас роднаямать не узнала бы, а не то что милиционер, который видел всего один раз.

Он заглянул в класс, оглядел всех спокойно-равнодушнымвзглядом и спросил что-то вполголоса у ближайшей к нему рослой мужеподобнойдевицы. Черные кудри выбивались из-под традиционной кожаной повязки, мощныебицепсы перекатывались под черной футболкой. Трудно было представить, что онаможет держать в руках кисть, при такой комплекции уместнее было бы спортивноеядро или, на худой конец, весло. Девица повела широкими плечами и махнула рукойв сторону профессора Аристархова.

Не в силах больше стоять на месте, Лена очнулась и сталамедленно пробираться к выходу из класса, прижав к груди холст. Профессорповернулся к вошедшему и внимательно слушал, что тот говорил ему вполголоса.Лене казалось, что звуки замерли, и в полной тишине все слышат, как бьется еесердце.

«Спокойно, спокойно», – твердила она себе, но ужеподступал к горлу животный ужас, и она боялась, что сорвется, побежит покоридору, крича во все горло. Она опустила глаза, выскользнула за дверь ипошла, стараясь не убыстрять шаг. В голове стучала только одна мысль:избавиться от проклятой картины и бежать отсюда куда глаза глядят. Сто разпожалела она, что поддалась на уговоры соседки Надежды Николаевны. Нужно былооставить картину там, в темном сыром подвале, и пусть бы ее там съели крысы.

На ходу Лена оглянулась и заметила удаляющуюся спину тоготипа без шеи. Очевидно, он уже выяснил у профессора Аристархова все, что егоинтересовало, и пошел дальше. Во всяком случае Лену он преследовать несобирался, и это было хорошо. Но возвращаться к Надежде с картиной было никакнельзя, картина просто жгла Лене руки. У самой лестницы находилась маленькаядверца без надписи. Лена подергала ее, и дверь отворилась. Очевидно, это былачья-то мастерская, которая в данный момент пустовала. То есть посрединекрошечной комнатки стоял пустой мольберт, и пахло свежей краской и скипидаром,но в комнате никого не было. Лена оглянулась по сторонам, подошла к мольберту ипоставила на него картину.

«Это все, что я могу сделать, – подумала она, – набольшее я не способна. Картина стоит на видном месте, рано или поздно еекто-нибудь заметит. А сейчас надо уносить ноги, потому что, если я пробудуздесь еще пять минут, я сойду с ума от страха».

Лена выглянула из двери и вдруг заметила, что прямо на неепо коридору идет вальяжным шагом профессор Аристархов. Проскочить к лестниценезамеченной Лене не удалось бы – профессор был почти рядом. Лена в паникепризвала на помощь Господа и заметила в углу еще одну маленькую дверцу, котораябыла закрыта, но в замке торчал ключ. Повернув ключ, Лена выскочила в маленькийтемный коридорчик и остановилась, не зная, что ей теперь делать.

Дверь в комнату скрипнула, и совсем рядом раздался густойбаритон профессора:

– Михаил, ты здесь?

Поскольку никто не отозвался, профессор шагнул в комнату иостановился у мольберта. Лена все видела в щелочку. Минуты две он внимательносмотрел на картину, причем не выразил никакого удивления, после чегопреспокойно снял ее с мольберта, свернул в трубку и спрятал в специальныйфутляр. Напоследок он еще раз оглядел комнатку, вполголоса ругнул какого-тоМишу, который шляется неизвестно где, а все двери нараспашку, забрал футляр скартиной и вышел с видом человека, твердо знающего, чего он хочет. Если бы Леназнала профессора Аристархова получше, она бы не удивилась: это было всегдашнееего выражение.

В полном изумлении Лена застыла у двери. Человек совершеннослучайно видит картину, которую несколько дней назад украли из Эрмитажа. Неузнать картину он не мог – все же профессор, специалист по технике живописи. Ивместо того, чтобы ахать и охать, вызывать милицию, он преспокойно кладет ее вфутляр и уносит.

«И ведь милицию и вызывать не надо! – вспомнилаЛена. – Ведь она тут гуляет по коридорам и что-то выспрашивает. Ипрофессор знает, что милиция здесь, он разговаривал с тем типом без шеи». Этобыло выше Лениного понимания. Нужно было уходить и докладывать обо всем НадеждеНиколаевне, – это была ее идея по поводу Академии художеств, пускай она иразбирается. Однако пройти через комнатку она боялась, поэтому, не колеблясь,толкнула еще одну дверь, которая выходила в маленький коридорчик. Хуже, чем есть,уже не будет!

Эта дверь тоже оказалась незапертой – похоже, в Академииработали доверчивые люди. Комнатка была такая же маленькая, и вся заваленакусками дерева, папье-маше и другими материалами, коим Лена и названия дать немогла. За столом сидел растрепанный светловолосый парень в синем рабочем халатеи лепил фигурки из пластилина.

– Ты кто? – спросил он, не поднимая головы.

– Я… я тут случайно, если мешаю, я уйду, –пробормотала Лена.

– Отчего же, сиди, – разрешил он.

Лена сочла неудобным не ответить на приглашение и присела накраешек табурета.

– Рассказывай! – потребовал парень.

– Что рассказывать? – оторопела Лена.

– Рассказывай, чего тебе здесь надо, я же вижу, что тыне наша.

– А как ты догадался? – удивилась Лена.

– По внешнему виду, – рассмеялся он.

– Разве я так сильно от ваших отличаюсь?

– Да нет, просто видно, что чужая, глаза какие-тоиспуганные.

Лена еще больше удивилась: вроде он и не смотрел на нее, авот, оказывается, даже глаза разглядел.

– А что это ты делаешь? – спросила она, чтобыотвлечь его.

– Стофаж, – коротко ответил он.

– Просто человечки из пластилина, и никакой несуфраж, – возразила Лена.

Стофаж. Это для театрального макета, для наглядности, –пояснил он. – А сам макет еще не готов, так что и не проси, показывать небуду.

– Я и не просила, обиделась Лена.

– Так что ты все-таки здесь делаешь?

– Ты прав, – заметила Лена,.– я не ваша, еще вшколе учусь. Вот пришла поглядеть, может, поступать к вам буду…

– И снова врешь, – беззлобно заметил парень, –те, кто к нам поступать собираются, еще с третьего класса об этом знают.

– Почему именно с третьего?

– Потому что с третьего класса принимают вхудожественную школу. Ты что же думаешь – в Академию поступать – работыпоказывать не нужно? А из художественных школ к нам и так толпами ходят,занимаются даже здесь. Им смотреть специально ничего не нужно. Не хочешьговорить правду – иди отсюда, а вранья я не люблю.

Лене нужно было уходить, но вдруг пришла мысль, что есликартину все-таки найдут, и милиция начнет расспрашивать, не толкался ли кто вАкадемии посторонний, парень может вспомнить странную девицу, явно чужую.