Наверняка пара плодов с червоточинкой попала в томатный соус, в рагу и в другие блюда, ведь яствам на фестивале не было числа и каждое несло в себе хотя бы чуточку скороспелого урожая.

Говорят, термическая обработка заразу убивает, но кто знает? Не всё же блюда успели прокипеть над огнём достаточное время, а многие и вовсе не требовали подобных манипуляций.

И сейчас люди, отведавшие этих кушаний, разъезжаются во все стороны Сиаранского архипелага. От дурных предчувствий кишки сворачиваются змеиным клубком, и очень хочется подняться наверх, сунуть пальцы до миндалин, да хорошенечко опорожнить желудок прямо в неспокойное море. Но если дрянь уже попала в организм, это не поможет, а эликсир по одному только собственному подозрению тебе никто не даст.

По-хорошему, нам всем следовало поступить сознательно и остаться на острове в длительном карантине. Но власти не успели отреагировать на угрозу, и корабли понеслись по волнам вестниками чумы. Да, умом-то я понимаю, что мы поступили неправильно. Но стоит подумать о тех днях, что я провела в изоляторе при святой обители... И ведь там условия были гораздо лучше. Меня обработали с ног до головы, напоили «антидотом» и просто наблюдали, заботились, кормили, делали анализы.

Здесь людей бы просто согнали на какую-нибудь закрытую территорию. Может, даже заперли бы в том же парке, выставив вооружённую охрану по периметру. И всё, сиди, кукуй. Еду бы подвозили за муниципальный счёт, воду, одеяла. Но ни о какой дезинфекции речи бы не шло. Не приехали бы чистильщики с можжевельником и медной бочкой на телеге. И эликсира на такую толпу тоже не напасёшься. Нас бы просто оставили там и стали ждать. Страшно подумать, сколько людей бы успело подцепить заразу друг от друга, пока длится инкубационный период. Сколько сгнили бы заживо, ведь пролечить их уже не успеть.

Но разве теперь нас ждёт нечто получше?

Если начнётся эпидемия... нет, об этом даже подумать страшно.

Лисан украдкой посмотрел на меня. Наши глаза встретились и сразу разошлись. Мы оба понимали, что поступили неправильно. Но не могли упрекнуть друг друга.

Да и разве от нас что-то зависело?

Остаётся только сказать: отличная вышла поездка. Я действительно развеялась, набралась новых впечатлений, так их да сяк. Обязательно повторим, коли живы будем.

До Мароны мы добрались только под утро: город расположен далеко от побережья, как раз в тех местах, где перестаёшь ощущать себя островитянином. Усталость валила с ног, но я всё же дала себе труда тщательно помыться и переоделась в ночнушку, благоухая добавленными в воду цветочными маслами. Ни капли такие процедуры от гнили не помогут, но хотя бы немного морально полегчало.

Подоконник снаружи моего окна чем-то приглянулся чёрному кошаку. Тот сверкнул на вошедшую в спальню меня жёлтыми глазами-фонарями и продолжил намываться. Как же я рада, что папа везде поставил решётки — с этой мыслью я закрыла оконную раму на щеколду, задвинула гардину и повалилась в постель.

Ух! Подушечки мои мягонькие! Соскучились тут без меня? А как я-то по вас скучала! И по одеялу своему пуховому, вот натянем его по самое ухо и спатеньки...

Разумеется, сразу отдаться на волю сновидений не получилось. Так часто бывает, когда кажется, что больше не можешь, а впечатления всё же оказываются сильнее усталости. Да и котяра этот... Сразу вспомнился другой, рыжий. Одно воспоминание повлекло за собой другое, и вот я уже мучилась размышлениями о встреченном нахаше.

Ничего так и не надумав, провалилась в сон, будто в глубокий колодец.

Тёмный и страшный. Из таких колодцев непременно полагается высунуться ужасной омертвелой руке, а следом показаться такому же неприглядному жупелу — с длинными чёрными космами, разумеется.

Проще говоря, мне снова снился кошмар.

Но со всеми пережитыми мною в предыдущие ночи он расходился в главном: я заснула, но продолжила мыслить совершенно трезво.

Так что в озере чернил тонула, прекрасно осознавая, что это просто проклятый, сука, сон! Благовоспитанной девице не пристало пускать в лексикон подобные выражения. Но это ведь мой разум и хотя бы в его чертогах я имею полное право выражаться, как заблагорассудится.

Особенно когда в рот затекает мерзостная дрянь!

Я погружалась в непроглядные глубины — такое со мной уже случалось. Просто на этот раз обошлось без предварительных ласк в виде полчища разлагающихся крыс, нежно щекочущих мои нервы серой шёрсткой. Бездонная пропасть засасывала меня...

Но нет, подождите, донышко у неё всё же нашлось: мягкое и прогибающееся, словно простыня, в которую пожарные ловят прыгающего с верхотуры ребёнка. Моя спина, сама не намереваясь, продавила эту поверхность, и она прорвалась, будто продырявленная шилом. Меня выплюнуло в тёмный коридор, а сверху хлестал безудержный поток чернил.

Когда он иссяк, я сумела подняться на ноги, но идти никуда не пришлось. Прямо передо мной выросло высокое зеркало в тёмной раме, свитой из потемневших коряг. Неясные тени шныряли вокруг и даже едва различимо хихикали. Но я не озиралась на них, не пыталась выследить, разглядеть. Всё моё внимание заняло отражение.

Я видела себя, смотрела в собственные испуганные агатовые глаза.

Вот гниль пошла по телу. Она поглощала меня изнутри, сочилась чернотой под белой кожей. Я понимала, что это всё не настоящее. Только организму было плевать: страх жаром приливал к мышцам, сердце просилось прочь из грудной клетки, и меня начинало колотить от ужаса. Переводя взгляд с рук на отражение, я начала медленно отступать, не желая ни верить, ни созерцать.

По отполированной глади пошла рябь, будто от камушка, брошенного в воду. Проступили другие черты — очень похожие. Такие же светлые волосы, смоляные брови и глаза. Показавшаяся женщина была старше меня, а ещё я знала, что она чистокровная бриарейка из старинного, но