границей, построить вдоль её укрепления и стоять близ Фридрихсгама лагерем до наступления зимы. Приказ застал русские войска уже за рекою, т. е. сделано было более того, что требовалось. Созванный военный совет нашел, что если бы правительство знало настоящее положение войск уже за указанной чертою, и что неприятелем уступлен столь важный пункт без борьбы, то никогда не дало бы этого приказания. Посему решено продолжать преследовать неприятеля до Гельсингфорса, где и окончить, кампанию. Ослушание это, оправданное последующими успехами, достигло результатов далеко превзошедших ожидания Императрицы.

Следуя таким образом, Ласси 11-го июля был уже за последним из трех рукавов р. Кюмени. Движение его несколько замедлилось тем, что неприятель, отступая везде, уничтожал мосты, которые приходилось делать вновь. Параллельно с главными силами действовал от Аньялы кавалерийский отряд бригадира Краснощекова, который постоянно беспокоил неприятеля со стороны тавастгусской дороги. Дабы не дать отступавшему неприятелю отдыха, Ласси безотлагательно пошел на Абборфорс, где однако нашел лишь небольшие арьергардные партии. Главные шведские силы, не смотря на крепкую и здесь позицию, ушли далее по направлению к Борго. Между тем Ласси готовился, с одной стороны, завладеть Нейшлотом, с другой сблизил галерный флот, который должен был двигаться параллельно с войсками, прикрытый в свою очередь корабельным флотом. Краснощеков был направлен к Борго.

29-го июля шведская армия покинула Борго и стала отступать к Гельсингмальму, где была также очень крепкая позиция, примыкавшая флангом к морю, по близости галерного флота; с фронта защищали ее большие болота с очень узкой дорогой. Но для Левенгаупта, которого вся забота состояла в сохранении армии, не было в эту войну крепких позиций; он старался найти нечто еще более безопасное. В таких поисках он остановился на другой позиции несколько более на запад, при Стаффансбю, где и перешел за реку. Современники находили выбор этой местности безумием. Действительно, шведская армия оказалась в лощине, окружавшие же ее вершины были вполне доступны Русским. Насколько это было справедливо, видно из рассказа, бывшего при гвардии, пастора Тибурциуса, который, читая пред войском вечернюю молитву, заметил, что стоявшие на коленях офицеры постоянно посматривали на гору, находившуюся в 200-х или 300-х шагах по ту сторону реки. Когда он окончил молитву и оглянулся, то к немалому удивлению и ужасу увидел русских генералов (как известно, большей частью немцев), которые обнажив головы, молились вместе со Шведами… Позиция была такова, что Русские подошли к ней совершенно незамеченными. На рассвете Шведы двинулись на Гаммельштадт; густой туман защитил их от русских орудий, поставленных на окружающих высотах[40]. Дойдя до Гаммельштадта, Шведы уже без помехи пришли затем к Гельсингфорсу, сожгли мост и расположились на месте нынешних православного и лютеранского кладбищ.

Между тем, 7-го августа сдалась на капитуляцию крепость Нейшлот, а 21-го числа, по предложению гарнизона Тавастгусской крепости, пожелавшего вступить в подданство Императрицы Елизаветы, занят без боя и Тавастгус. Вскоре с этой стороны русские партии начали уже показываться близ Або, угрожая, таким образом, обходом армии Левенгаупта, стоявшей в Гельсингфорсе. Положение этой последней было удовлетворительно в том отношении, что она могла получать провиант из Швеции морем, пока продолжалось судоходство. Но на сухом пути, притом что Тавастгус, средоточие всех дорог пересекающих центральную Финляндию, был уже занят Русскими, гельсингфорсская позиция не имела никакого значения. Весьма вероятно, что Левенгаупт имел в виду продолжить свое отступление еще далее к Або. Но на другой же день по прибытии шведской армии на позицию, казаки и гусары появились при Эсбю, т. е. по ту сторону между Гельсингфорсом и Або. Происшедшая здесь стычка кончилась смертью командовавшего казаками бригадира Краснощекова, отличавшегося беззаветной храбростью и энергией, не смотря на свои 70 лет. При этом начальник шведского отряда майор Шауман явил пример зверской жестокости: получившего уже три раны Краснощекова, он загнал в болото и там приказал застрелить его. В виду гельсингфорсского лагеря показывались русские генералы, производившие рекогносцировки, и армия Левенгаупта готовилась встретить неприятеля в боевом порядке, предполагая вероятно, что он подойдет береговой дорогой по которой до того времени следовал. Но ожидания эти привели к гибельному разочарованию.

В тот самый вечер, 11-го августа, когда русские войска, подошли к Гельсингфорсу, сделалось известным, что при Петре Великом проложена была лесом особая дорога, выводившая прямо на Абоский тракт, минуя Гельсингфорс. За 30 лет она поросла молодыми деревьями и кустарником; но очищение её от мелколесья не представляло больших затруднений. Посланные на место отряды войск очистили дорогу в одну ночь и на утро заняли уже абоско-гельсингфорсский путь в тылу неприятеля. Рано утром присоединились к ним и прочие силы. Ласси.

Таким образом, сообщения Шведов сухим путем были окончательно пресечены, а чрез несколько дней когда подошли русские корабли, прекратились сообщения и морем. В то время Свеаборга еще не было, и доступ к городу был не затруднен. Мог задержать лишь шведский флот; но быв ослаблен сильной болезненностью экипажа в течение всего лета, он не рискнул сопротивляться и скрылся в Карлскрону. Шведская армия оказалась запертою, и дело её было проиграно. Простояв так две недели и получив от Ласси известие о сдаче Нейшлота, Левенгаупт вступил в переговоры. Русский фельдмаршал предлагал ему свободное отплытие со своей армией в Швецию. Предложения эти были рассматриваемы в шведской главной квартире, и после долгих суждений и переговоров решено было представить их на усмотрение короля. Положение шведской армии было крайне тяжкое: в то время, как при русском войске были даже походные лавочки, где можно было достать очень многое сверх предметов первой потребности, Шведы терпели недостаток даже в необходимом. Люди совершенно обносились, а наступление осени уже давало себя чувствовать; болезненность еще более усилилась; в топливе был настолько недостаток, что на дрова разбирали постройки; от недостатка фуража пала большая часть обозных лошадей; кавалерия как бы не существовала.

Наконец 24-го августа, подписана капитуляция. Но в этом прискорбном акте ни Левенгаупт, ни помощник его Будденброк уже не участвовали: за пять дней перед тем привезено от короля повеление обоим этим генералам немедленно явиться в Стокгольм, для представления государственным чинам отчета в их действиях во время войны. 20-го они уехали из Гельсингфорса, — с тем, чтобы вскоре окончить жизнь свою под топором палача. В приговоре их к смертной казни сказалась вся ненависть, накипевшая в сердцах Шведов в продолжение этой позорной для них кампании. Как всегда, перед жаждой мщения молчал голос справедливости. Если Левенгаупт был виновен в постыдном бегстве армии перед Русскими, то нельзя было в том же винить Будденброка, который при всех случаях решений военного совета в пользу