особенность выборгского судоустройства заключалась в том, что тяжебные дела русских людей производились на четырех языках: проситель давал объяснения по-русски, протоколы составлялись по-немецки, законы, хотя и переведенные на русский язык, выписывались по-шведски, немдеманы — заседатели из сельских обывателей — понимали и объяснялись только на своем финском или корельском языке.

В церковном отношении православные были подчинены новгородскому архиепископу. В древнеправославной северной Корелии было всего 5 церковных приходов. Отдельная кафедра, в качестве викариата новгородского, с наименованием епископов корельскими и ладожскими была восстановлена гораздо позже, при Екатерине, в 1780 г. Но вообще, как прежде, так и после, духовная связь православных Выборгской губернии с их высшим духовенством едва ли не ограничивалась исключительно формальной стороной. Архиепископы новгородские были далеко и финского языка не знали; таковы же были потом и викарии, епископы корельские: они жили в новгородских монастырях, Финляндией почти вовсе не занимались, как страной чуждой; также чужды были они и своей финской пастве. Правда, некоторые русские монастыри в Корелии, разрушенные Шведами при Иоанне Грозном, были восстановлены при Петре, некоторым предоставлены доходные имения, но общее положение православия в крае немного выиграло.

Что касается до применения законов и пользования гражданскими правами, то в этом отношении постепенно водворилась значительная неурядица. Одна из главнейших причин лежала в том, что оба мирные договора заключенные после шведских войн Петра и Елизаветы, при всем, по-видимому, сходстве своих условий, имели однако незаметную на первый взгляд, но весьма существенную разницу.

Ништадтский договор, передавая России права на Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию и часть Корелии с дистриктом Выборгской губернии, выразил со стороны русского государя обещание, что все жители первых двух провинций и острова Эзеля «непоколебимо содержаны и защищены будут в их привилегиях, обыкновениях, правах и справедливостях». Ингерманландии же и отошедшим частям Финляндии такого обещания не дано[43]. Подобное различие было в связи с тем постановлением того же Ништадтского трактата (п. XI), коим взятые, отписанные и конфискованные во время войны имения назначено возвратить законным их владельцам. А как в Ингерманландии устроилась уже 18 лет пред тем русская столица и царская резиденция, и многие земли розданы Русским и населены русскими же людьми «с великим иждивением», то Ингерманландия и обойдена в сохранении прав и привилегий. То же случилось и с Выборгской провинцией очевидно потому же поводу, т. е. и там, в стране ближайшей к новой столице, часть земель также была роздана Русским[44]. Многие из них, как напр. кн. Долгоруков, Апраксин, гр. Мусин-Пушкин, Нарышкин, гр. Матвеев, занимали видные положения, и отобрание от них пожалованных имений не представлялось, конечно, удобным и желательным. В связи с таким изъятием для Ингерманландии и Финляндии может быть объяснен и сепаратный артикул, предоставлявший шведской короне право на получение от России 2 млн. ефимков: они могли идти на вознаграждение шведских помещиков, лишившихся своих имений.

Таким образом, присоединенная при Петре часть Финляндии оказалась под безусловным действием русских законов и порядков. Впрочем, помимо обязательств трактата, правительство само сделало то изъятие, что оставило местным крестьянам личную свободу. Но когда, после Елизаветинской войны, присоединена к России еще небольшая часть финляндской территории, составившая Кюменегородскую провинцию, то сочинители Абоского договора впали в крупный недосмотр: они не приняли во внимание сделанного в Ништадтском трактате изъятия для Выборгской провинции. В IX ст. договора 1743 г. оказалось безусловное предоставление вновь присоединенной части страны всех тех прав и преимуществ, которыми воспользовались по IX же статье трактата 1721 г. только Лифляндия, Эстляндия и Эзель. Мало того: Х-я абоская статья дала право на применение к Кюменегородской провинции XI и XII статей Ништадтского договора, т. е. на возврат конфискованных и взятых имений их прежним владельцам.

В результате такого несогласования обоих трактатов вышло, что Выборгская губерния с самого её поступления под власть России заключала в себе элементы крупных недоразумений: одна часть должна была, безусловно, руководствоваться русскими узаконениями, другая сохраняла все свои привилегии. Двадцать два года расстояния между трактатами усугубили запутанность. В Выборгской провинции сохранились, хотя и видоизмененные русским правительством, прежнее шведское уложение 1442 г. и вышедшие до 1710 г. шведские постановления по разным предметам. Но тем временем в самой Швеции после Ништадтского мира последовала перемена законов: в 1734 году принято было новое уложение, которое и перенесено вместе с Кюменегородской провинцией в Выборгскую губернию. То же случилось и с другими после неизданными узаконениями: привилегиями дворянства и духовенства, утвержденными в 1723, ландсгевдинской инструкцией, уставом о гастгеберствах 1734 г. и пр. Действие этих постановлений, проникая в пределах той же Выборгской губернии из одной провинции в другую, привели местное положение в состояние хаотическое. Путаница росла еще больше от указов и распоряжений, коими правительство поясняло одни и отменяло другие прежние законы, или же применяло к губернии собственно русские узаконения. Когда же с течением времени в ней начало возрастать поместное население, и некоторые из дворян переселили на свои финляндские земли крепостных своих крестьян из внутренних губерний, то неустройство достигло своего апогея[45].

Тем не менее, меры правительства были направлены к благоустройству края и к облегчению в особенности крестьянского населения, наиболее пострадавшего во время продолжительной Северной войны. В опустошенном крае было мало жителей. Даже в 1724 г., три года после замирения, насчитывалось всего 2. 504 двора. Платежи крестьянских оброков, исчисленных главным образом на сельские произведения и вносимых деньгами по определенным ценам, не были очень велики[46]; но на крестьянах же лежала еще подводная, почтовая и другие земские повинности, а также некоторые другие мелкие сборы, на судей, школы и т. п.

Для регулирования податей и повинностей, в 1727 и 1728 гг. произведена поверка и описание поземельной собственности в Выборгской и Кексгольмской провинциях, и на их основании составлена новая оброчная книга. Учрежденная для того комиссия под председательством асессора камер-коллегии Антона фон-Зальца исполнила свое дело с такой подробностью и тщательностью, что её поземельная книга до последнего времени служит, а по удостоверению одного финляндского исследователя и долго будет служить, материалом для справок и разрешения споров и свойств поземельной собственности в обследованном крае. Новая оброчная книга составлена по шведскому образцу и на основании сведений заимствованных из ближайших местностей шведской Финляндии. В руководство составителям дано повеление наблюдать, чтобы на народ не было налагаемо более того, что он платил при шведском правительстве. Последствием составления новой книги было, с одной стороны, возвращение в казну некоторых частей из имений, розданных с 1710 г. в частные руки, с другой — более точное определение повинностей по мере доходности имений и крестьянских усадеб. На каждый оброчный припас назначены в то