дальнейшего отступления, всегда оставался в меньшинстве, требуя сопротивления. Но здесь кипели страсти — и Будденброку пришлось заплатить им дань жизнью и честью. Друзья Левенгаупта устроили было ему способы спастись бегством, для чего и был нанят корабль, который должен был увезти его за границу. Но объявленная от правительства значительная премия за его голову соблазнила капитана судна, — и он выдал беглеца. Документы не дают материала для суждения о том, что было причиной быстрой и непонятной метаморфозы этого столь недавнего героя и любимца. Чем можно объяснить его непрерывное отступление, похожее на позорное бегство? Первоначально блеск герцогской короны не затуманил ли ум этого честолюбца, ожидавшего, быть может, содействия и от Императрицы Елизаветы? Потом он увидел уже, что дело было проиграно; малодушие овладело им, и вероятно он искал Честной смерти на поле битвы. В деле при Стафансбю, по крайней мере, в своем белом плаще, он невозмутимо стоял в самом опасном месте под страшным артиллерийским огнем. Во всяком случае борьба Левенгаупта с Ласси имела в себе нечто роковое: под Тенниттгеном 30 лет назад, последний участвовал в его пленении; а теперь — он же, Ласси, хотя и невольно, привел его к эшафоту.

По капитуляции Шведам договорено отбыть в отечество: пехоте — на шведских галерах, кавалерии — кругом чрез Торнео, под конвоем Русских; Финнам предоставлено или следовать за ними, или сдать знамена и оружие Русским начальникам и разойтись по домам. Вся финская конница и половина пехоты немедленно избрала это последнее решение и присягнула на верность русской Императрице. На другой день к ним присоединились и остальные, за некоторыми лишь изъятиями между офицерами. Всего сдалось на капитуляцию до 17. 000 чел., из коих, впрочем, не менее четвертой части больных. Собственно Финнов считалось до 3. 300 человек. Русский корпус, пред которым капитулировали эти войска, лишь немного превышал их численностью, считаясь в 18. 000.

Русские вступили во все права владения вновь завоеванной страной вплоть до Улеаборга. Немедленно во все части Финляндии, как восточные, так и западные, разосланы чиновники и пасторы для приведения населения к присяге Императрице. Присягали Елизавете. Петровне, и только что объявленному наследнику престола, Голштинскому принцу Петру Феодоровичу. Присягали все, не исключая и несовершеннолетних. Главное управление сосредоточилось в Гельсингфорсе, где, по отъезде Ласси в Петербург, принял высшее начальство генерал Александр Румянцев. По бедности страны Русские войска были главным образом размещены в прежних русских владениях, и лишь западные провинции, которым могло угрожать шведское нападение, снабжены более значительными военными силами. Управление сосредоточивалось сперва в руках военных начальников. Но уже указом 26-го сентября учреждена для вновь покоренной Финляндии должность генерал-губернатора, которая и поручена генерал-лейтенанту фон-Кампенгаузену, служившему в молодости при шведском дворе, а после Ништадтского мира проживавшего в своих имениях близ Риги. Ему предоставлено главное начальство как в административных, так, и судебных, а равно и в церковных делах. А в январе следующего 1743 г. Кампенгаузен принял в Або и военную часть от Кейта, который. заместил Румянцева, назначенного для ведения мирных переговоров. Многие гражданские чиновники, особенно старшие, также как члены абоского гофгерихта, ушли в Швецию. Они были замещены частью эстляндскими и лифляндскими чиновниками, частью же местными жителями. При лагманах были назначены особые обер-комиссары. Местная высшая судебная инстанция, абоский гофгерихт, получил наименование «Императорского». Трудно было восстановить абоский университет, члены которого по большей части равным образом перешли в Швецию. Профессорский состав был сформирован, при помощи некоторых из оставшихся преподавателей, по крайней мере на столько, чтобы не оставить край без необходимого духовенства. Немало было затруднений и с церковным управлением вообще, так как оба епископа, абоский и боргоский, вместе с их консисториями, последовали за шведскими войсками. Принимались разные меры к возможно скорейшему восстановлению благосостояния страны вообще: исправлялись мосты, возобновлялись здания, нуждающееся население снабжалось хлебом из военных запасов. Все делалось в видах приобретения доброго расположения населения, и из всего следовало заключить, что Россия вовсе не намерена возвращать занятой страны.

Однако не прекращались и военные приготовления на случай новых затруднений со стороны Швеции. Обращено внимание на флот, совершенно заброшенный после Петра Великого и не представлявший теперь никакой почти силы. Он приводился в порядок в Кронштадте; но и в самой Финляндии строились галеры известными мастерами своего дела Остроботнийцами, которых принуждали к тому иногда даже силой. При этом многие из них оказывали сопротивление и бежали к Шведам. Тем не менее, к весне 1743 г. сформирована эскадра, достаточная для поддержки русских сухопутных сил. Их сосредоточивали также наиболее в западной Финляндии, дабы иметь под рукой.

В Стокгольме зимой 1742 — 43 гг. собрался сейм, и партии по-прежнему продолжали являть свою непримиримую вражду, не смотря на бедственное положение в котором находилась страна. После пленения её армии следовало ожидать нашествия русских войск в самое сердце их отечества, как было в 1719 — 20 гг., а с ним и новых ужасов. Шляпы потеряли голову и преимущественное положение стало переходить к шапкам. Впрочем, вскоре они оправились и нашли выход в вопросе о наследнике шведского престола, так как последовавшая незадолго пред тем смерть королевы Ульрики-Элеоноры ставила его на очередь. Зная желание Императрицы Елизаветы видеть на шведском престоле племянника своего, голштинского принца, сейм выбрал депутацию из трех лиц, которую и отправил в Петербург с соответственными предложениями. Но именно тем временем кандидат их принял православие и был провозглашен наследником, всероссийским, под именем Петра Феодоровича, впоследствии Петра III. Естественно, что ни сам он, ни Императрица не изъявили наклонности из победителя обратиться в побежденного. Но Елизавета выразила готовность ограничить свои требования при заключении мира, если наследником шведским будет избран другой голштинский принц, дядя Петра Феодоровича, Адольф-Фридрих, епископ Любский[41]. Такое измененное предложение не могло уже легко пройти на сейме, тем более что явились другие соискатели. Шляпы и Франция поддерживали молодого пфальцграфа Цвейбриккенского; шапки и в особенности крестьянство желали датского принца. Для поддержки последнего Дания даже была готова двинуть свои войска. Среди Финнов высказывалось более склонности принять сторону русской партии. Датское правительство обвинялось в крутом деспотизме; от русского, судя по управлению, только что завоеванной частью Финляндии, ожидали более мягкости. «Мы, Финны, говорил представитель их на сейме, Генрих Вреде, — как свободный народ, лучше подчинимся Русской Империи, чем датскому игу».

* * *

Тем временем уже шли между Россией и Швецией мирные переговоры, начавшиеся 7-го. февраля. На конгресс в Або собрались: с русской стороны Александр Румянцев, генерал-аншеф, временно командовавший войсками в Финляндии, и генерал-аншеф барон Люберас; со шведской — государственный