Психологи, готовившие операцию по внедрению Чернышевой вближайшее окружение Рашковского, настаивали на осторожной проверке деятельностибывшего личного секретаря. Уволившись от Рашковского, она не вышла на своюпрежнюю работу, а предпочитала сидеть дома, в одиночестве. Муж у нее быллетчик-испытатель и погиб одиннадцать лет назад. Единственная дочь вышла замужи уехала в Чехию. Женщина жила одна в трехкомнатной квартире.

Сорокачетырехлетняя Альбина Карпотина действительно внешнеочень походила на Марину Чернышеву. Однако чисто внешнее сходство отнюдь негарантировало сходства внутреннего. Если Чернышева была сгустком энергии,сжатой пружиной, готовой мгновенно и опасно распрямиться, то Карпотинанапоминала ухоженную домашнюю кошку, спокойную и мягкую. Чернышева была, безсомнений, более эффектной, спортивной — сказывались многолетние физическиетренировки. Знала в совершенстве три языка, а Карпотина безупречно владела толькоанглийским, но понимала немецкий. Хотя знания Карпотиной отличались большейглубиной и основательностью. Все же бывший доцент МГУ имела гораздо большевремени для занятий чистой наукой, чем полковник внешней разведки, интеллекткоторой имел более утилитарную направленность.

В отсутствие Карпотиной оперативники побывали у нее наквартире, зафиксировав свой визит на пленку. Квартира производила впечатлениесвоей цельностью, большой библиотекой, подбором картин, которые выбирала ипокупала сама Карпотина. Судя по вещам в ее квартире, Рашковский не скупился насвоего секретаря. У нее была не только самая дорогая бытовая техника, но исвеженький евроремонт, за который хозяйка должна была заплатить не менеесемидесяти тысяч долларов.

Налоги она платила с солидной зарплаты в пять тысячдолларов, но эксперты были убеждены, что сумма эта была занижена как минимум вдва раза. В Москве — своеобразная норма для всех высокооплачиваемыхсотрудников, когда из-за грабительских налогов, установленных законом, многиефирмы и предприятия скрывали высокие зарплаты своих сотрудников, намеренноуказывая гораздо более низкие заработки. Остальные деньги сотрудники получали вконвертах, такая форма оплаты, разумеется, нигде не фиксировалась. Карпотинаработала с Рашковским около трех лет, сопровождала его во всех поездках зарубеж, часто ездила одна, выполняя его поручения.

В отпуске она почти не бывала, лишь иногда позволяя себевыехать на несколько дней в Прагу, где жила семья ее дочери. ЗнакомыеКарпотиной говорили о ней только в превосходных степенях, отмечая ее эрудицию,порядочность и пунктуальность даже в мелочах.

Но поговорить с ней самой все не удавалось. Выяснилось, чтопосле своего увольнения и ухода от Рашковского она отказала одной крупнойфирме, которая хотела пригласить ее к себе на работу. Домоседка, она предпочлаподписать договор с небольшим коммерческим издательством на переводвторосортных любовных романов английских писателей.

Функции Альбины Карпотиной у Рашковского скорее можно былоназвать функциями помощника, пресс-секретаря, управляющего хозяйством и дажеличного адвоката своего босса, чем секретаря. В круг компетенции Альбинывходили также все переговоры Рашковского, связанные с деятельностью «Армады».Часто она выступала и в роли переводчика. Несмотря на все усилия, ВалентинДавидович не сумел толком выучить английский, говорил с акцентом, все равнообращаясь к помощи своего секретаря.

Кроме нее, у банкира было две секретарши — высокие, красивыемолодые девушки, которыми могла бы гордиться любая фирма. Они подавали чай икофе, приносили свежие газеты, журналы, соединяли его с нужными людьми,отсекали от него назойливых посетителей.

В это утро первой встречи Чернышева поднялась раньшеобычного. Приняла душ, напоследок включив почти холодную воду, долго итщательно растиралась полотенцем. Она не хотела признаваться даже самой себе,но выполнила все рекомендации Циннера. На работу в этот день она могла не идти,заранее отпросившись у руководителя своего отдела. В девять часов ей позвонили.Незнакомый голос произнес всего три слова:

— Все в порядке.

Это означало, что она может ехать в больницу. Учитываяавтомобильные пробки, которые иногда возникали в центре города, ей необходимобыло прибавить лишние полчаса, чтобы не опоздать. Дорога до больницы занимала минутдвадцать — двадцать пять. Но Марина решила еще заехать в косметический салон.Выйдя из дома в половине десятого, сразу же увидела во дворе Андрея.

Сегодня у нее было хорошее настроение, и она подозвала ксебе парня. Он покорно подошел. «Симпатичный мальчик, открытое красивое лицо»,— в который раз подумала она.

— Послушай, Андрей, — сказала она, — пойми, это уже простонеприлично. Соседи обращают внимание на твои дежурства по утрам. Тебя выгонятиз университета за постоянные пропуски первых лекций. Это уже не смешно.

— Мне нравится смотреть на вас, — улыбнулся он. — И это все.

— Андрей, спасибо тебе за комплимент, но я гожусь тебе вмамы. Впрочем, я уже говорила тебе о своем сыне.

— Мы с ним подружимся, — вдруг сказал он.

— Не сомневаюсь, — кивнула она, — ты извини, я тороплюсь. Ине нужно этих странных визитов. Договорились?

В его взгляде застыла мольба и… покорность. Не хватало еще,чтобы об этом узнал Циннер, неожиданно подумала она. Можно представить, какиерекомендации он даст ей, чтобы отвадить этого молодого человека.

В косметическом салоне она задержалась чуть дольше обычногои, опасаясь опоздать, поехала в обход центра города. Чувствуя, что опаздывает иочень волнуется, она купила по дороге бутылку французского коньяка и, с трудомоткупорив его, сделала несколько глотков прямо из бутылки.

Убрав бутылку, она заметила, как остановившийся рядом насветофоре водитель «Волги» смотрит на нее. Покрутив пальцем у виска, онпрошептал что-то вроде «ненормальная», а то и похлеще. Вот, мол, до чегодоходят бабы, да еще сидя за рулем.

В половине двенадцатого Чернышева была в больнице.Телохранители, дежурившие у входа в реанимационное отделение, уже знали ее влицо. Они пропустили Марину, ни о чем не спрашивая, но проверив ее сумку.Сержант улыбнулся. Он мог ничего не делать. За него все делали телохранителиРашковского.

Пожилой моряк уже ждал ее, сидя в кресле. Он был тщательновыбрит и одет в новый спортивный костюм. Ему явно нравились посещения Марины, иврачи считали, что она положительно влияет на пациента. Разговор затянулся,когда ей позвонили. Она взглянула на часы. Без десяти двенадцать.

— Он подъезжает к больнице, — сообщил ей все тот жебесстрастный голос.

Она взглянула на часы. Все сходилось до минуты. В приемной междуреанимационными палатами появилась новая медсестра, которая о чем-торазговаривала с молодой медсестрой, дежурившей в этот день. Новая былазначительно старше. Молодая медсестра, неожиданно получившая назначение именнов эту смену, не помнила пожилой коллеги, но не обнаружила этого, чтобы необидеть женщину.