Рашковский и Кудлин вошли в больницу. Шестеро охранниковсопровождали их, образуя плотную группу. Все восемь человек прошли к кабинелифта, но Рашковский, подумав немного, повернул к лестнице, и все телохранителипоследовали за ним.

Марине снова позвонили.

— Он изменил обычный маршрут, — сообщили ей, — выходите вприемную. Они сейчас будут.

Она взяла книгу, прощаясь с адмиралом. Вышла в приемную, гденаходились две медсестры и сидел один из телохранителей. Остальные двоенаходились в коридоре. Как и сержант милиции. Рашковский подошел к ним.

— У нас все в порядке, — доложил один из телохранителей, —консилиум кончился недавно. Врачи все ушли. Если хотите, я позову профессора.

— Нет, — возразил Рашковский, — я сам пройду к нему.

Это был самый тревожный момент в сцене знакомства. Он могповернуться и уйти, не входя в приемную. Но Рашковский передумал.

— Посмотрю на девочку, — сказал он.

И вошел в приемную в сопровождении двух телохранителей.Марина заметила движение и повернулась в сторону двери. Но еще раньше ееопередила пожилая медсестра — она вдруг прекратила разговор и поспешила квыходу. Рашковский входил в комнату, когда медсестра сильно толкнула Марину.Книга упала на пол, точно перед ногами гостя. Медсестра протиснулась дальше.

— Извините, — сказала она.

Рашковский посмотрел сначала на книгу. Потом на женщину, изрук которой упала книга. Стоявшая перед ним женщина его поразила. Поразил еевзгляд, независимый и гордый. Она была чем-то похожа на его прежнего секретаря,но эта была интереснее. И фигура гораздо лучше. Она посмотрела на лежащуюкнигу, потом взглянула на него, очевидно ожидая, что он поднимет ее. Но вместоэтого, ломая весь подготовленный план, за книгой наклонился один изтелохранителей.

Она снова взглянула на Рашковского. В ее взгляде что-томелькнуло, кажется, интерес. Она задержала на нем взгляд чуть дольше обычного.Телохранитель, подняв книгу, протянул ее Марине. Рашковский заметил — еголюбимый Хемингуэй. На английском языке. Он изумленно взглянул на стоявшую передним красивую женщину.

— Это ваша книга? — спросил он.

— Да, — кивнула она, поспешно беря книгу, словно ей былонеприятно, что он увидел, что именно она читает.

— Вы читаете по-английски? — уточнил Рашковский.

— Я люблю Хемингуэя на любом языке, — улыбнулась она.

Рашковский чуть посторонился, и она прошла, обдавая егоароматом неизвестных ему духов. Он еще раз взглянул на женщину — она была непросто красивой, ему нравился именно такой тип лица, фигура.

— Позовите Кудлина, — приказал он одному из своихтелохранителей. Тот бросился в коридор. Через секунду вошел Кудлин.

— Узнай, кто эта женщина, — поручил Рашковский, — она читаетпо-английски. И у нее хороший вкус. Узнай все, что можешь узнать.

Он повернулся и вошел в палату к дочери. Марина ужеспускалась вниз в кабине лифта. Она чувствовала, как сильно бьется сердце.Кажется, первая встреча состоялась, несмотря на все накладки. Он должен былобратить на нее внимание. С другой стороны, она впервые увидела его глаза. Онаи до этого видела его фотографии, смотрела найденные записи его выступлений ивстреч. Но впервые она увидела его глаза так близко. Серые, немигающие глазавластелина. Холодные, жестокие, пронизывающие насквозь глаза победителя. Ивместе с тем умные глаза много повидавшего человека. Она всегда помнила фразу отом, что все можно подделать. Кроме умных глаз, которые даются жизнью тем, ктопрочел много книг. И понял прочитанное. У него были именно такие глаза.

У стариков иногда бывают мудрые глаза, у сотрудниковправоохранительных органов — проницательные, у проституток и много повидавшихжуиров — развратные, актеры умеют изобразить человека с пустыми глазами. Ноумные глаза — это редкость. И высшая сексуальность мужчины отражена именно втаких глазах.

Марина села в машину, откинув голову на спинку сиденья.Первая встреча состоялась. Если он заинтересуется незнакомкой, все пойдет поплану. Если нет, придется устраивать еще одну встречу. На этот раз используяЕлизавету Алексеевну.

Он приехал в офис во втором часу дня. Профессор успокоилего, сказав, что девочке уже ничто не грозит. Дело шло на поправку, и врачиобещали поставить на ноги Аню через полтора-два месяца. Он тут же позвал вкабинет Кудлина.

— Прошло уже столько дней, а мы так и не знаем, кто на менянапал. Я не могу чувствовать себя в безопасности.

— Прочесываем весь город. Любому, кто сообщит намкакую-нибудь информацию о покушении, мы обещали выплатить сто тысяч долларов.Николай Александрович проверяет по своим каналам, — несколько смущенно доложилКудлин.

— Пообещайте двести, триста, четыреста! — распаляясь,крикнул Валентин Давидович. — Все это довольно странно.

— Мы все сделаем, — сказал Кудлин. — Тебя ждет брат Явдата.Он хочет с тобой поговорить.

Младший брат работал в банке телохранителем и подчинялсяЯвдату. В тот роковой день он остался жив лишь по счастливой случайности. АкперИманов стоял перед Рашковским, словно новенькая молодая копия своего старшегобрата, — тот же орлиный профиль, усы и длинные волосы, но, разумеется, безседины.

— Ты знаешь, как погиб твой брат? — спросил ВалентинДавидович.

— Да, — ответил Акпер, — я все знаю. Мы похоронили его понашим обычаям.

— Сколько ты у нас работаешь?

— Три года.

— Ты знаешь языки?

— Русский. И по-английски понимаю. Он заставил меня выучить.

— Где ты служил в армии?

— Во флоте. Но это было давно, шесть лет назад.

— Ты ездил с нами в Европу?

— Пять раз. Три раза в Англию. Я полгода провел там, охранялвашу семью. Потом вернулся, когда кончился срок визы.

— Сколько ты получаешь?

— Две тысячи долларов.

— У тебя есть семья?

— Нет, но есть подруга, — он отвечал коротко, зная, какРашковский ценит свое время. Тот смотрел на стоявшего перед ним молодогочеловека, словно размышляя. Затем осторожно сказал:

— Явдат был очень верным человеком.

— Я помню, — ответил Акпер.

— С завтрашнего дня будешь начальником моей охраны, — сказалвдруг Рашковский. Он не спрашивал, он просто сообщил. — Будешь получать десятьтысяч, — сказал он. — Можешь идти.

Акпер молча смотрел на Рашковского. Он был ошеломленподобным предложением. Так ничего и не сказав, он повернулся и вышел.