– Я не знаю, можно ли вам сказать.

Ну все, главное, он заговорил. Леа понимает, что это победа, что завязался диалог и через час или два от силы она будет спасена.

– Если не хочешь говорить, не говори. Послушай, а можно попросить тебя об одном маленьком одолжении?..

– Почему здесь так плохо пахнет? – спрашивает он.

Леа высовывает руку из окна и указывает на берег реки:

– Это от реки, вон оттуда. Она почти не движется, поэтому такой неприятный запах. Посмотри, там на камнях лежит мой мобильник, у самой воды. Я бы очень хотела, чтобы ты поискал его и принес мне, если найдешь. Можешь сделать это для меня?

Он смотрит на берег. Потом, низко опустив голову, осторожно идет в ту сторону. Леа счастлива. Марк смотрит на нее и выдавливает из себя улыбку:

– Неплохо.

Ребенок идет по гальке. Он поворачивается к машине и пожимает плечами:

– Ничего нет!

– Есть, есть, чуть левее!

Он ходит взад и вперед, потом наконец нагибается. А когда выпрямляется, в руках у него волшебный предмет. Он подходит ближе, все еще оставаясь вне досягаемости.

– Вы сейчас вызовете полицию, да?

А ты как думаешь, придурок? Леа теряет терпение, если бы она могла, то схватила бы его за шкирку и трясла бы изо всех сил, чтобы он отдал ей этот проклятый телефон.

– Да. Они приедут и помогут нам отсюда выбраться.

Мальчуган корчит гримасу:

– Вы не можете вызвать полицию. Мой брат сделал это не нарочно.

Страшный удар. Просто обухом по голове. Леа поворачивается к Марку, тот не менее удивлен.

– Что он сделал не нарочно? – спрашивает он.

Мальчишка не спускает глаз с мобильника. Он вот-вот заплачет.

– Нам не разрешают брать папин дробовик, а они с мамой уехали в Менд. А мы пришли сюда. Здесь много зверьков, они перебегают дорогу, когда солнце садится. Ив хотел пострелять их… Мы засели в кустах там, на горе… Взяли айподы и наушники, я слушал Джастина Бибера[12], а он «Айрон Мейден»[13]. Он их очень любит, а мама и папа терпеть не могут. Иногда Ив бывает очень злым из-за этой сумасшедшей музыки… Мы не слышали, как подъехала машина. А из-за деревьев не видно.

Его голос вдруг начинает странно вибрировать у Леа в ушах, ей кажется, что она сейчас грохнется в обморок. Небо, деревья – все кружится, ее тошнит. Она не знает, сколько это продолжается. Тридцать секунд или сорок? Когда мысли становятся отчетливее, она понимает, что пропустила часть рассказа, но прекрасно угадала развитие сюжета. Старший брат случайно выстрелил и попал в машину Марка. Он испугался, когда она исчезла с дороги, но не стал звать на помощь. Когда они с младшим братом возвращались домой, он, наверное, заметил машину Леа на обочине и сопоставил факты. Братья вернулись сюда ночью. Старший хотел, чтобы младший тоже во всем участвовал, наверняка для того, чтобы тоже почувствовал себя виноватым и никому не проболтался. Старший доводит свою безумную затею до конца и сталкивает с шоссе машину Леа, надеясь, что тел вообще никто не найдет, а если и найдут, то очень нескоро.

Леа идет ва-банк. Если мальчишка убежит, они пропали.

– Дай мне телефон. Мы ни за что не скажем, что это из-за твоего брата. Мы скажем, что просто случилось дорожное происшествие и наши машины свалились в овраг. Только и всего.

Он качает головой:

– Вы врете, вы все расскажете.

– Мы не врем.

– Нет, врете!

Теперь он плачет. Его плечики дрожат, грудь сотрясается. Он сжимает в руке мобильник, а потом с размаху кидает его в воду. Леа орет. Неизвестный мальчишка злобно смотрит на нее:

– Надеюсь, вы теперь быстро умрете. И вас съедят мухи.

Он поворачивается и исчезает так же внезапно, как появился, не обращая внимания на отчаянные крики Леа.

* * *

Ночь. Всего-навсего вторая. Леа кажется, что она замурована здесь уже целую вечность. Сахар в соке явно пошел на пользу ее организму, но усилил жажду и продлил мучения. Она знает, что еще один день ей уже не продержаться. Завтра, когда станет нестерпимо жарко, она закроет глаза – навсегда.

Ремень безопасности не разорвать. Чем дальше, тем меньше у нее сил. Марк прибегает к последнему средству, чтобы не дать мухам садиться на него и пить кровь. Он нанизал десяток на леску – соорудил что-то вроде погребального ожерелья. Что-то шепчет, склонившись над ним, но Леа не разобрать, что именно.

Она смотрит на тени деревьев. Луна большая и рыжеватая.

– Вам ведь наплевать, что мы можем отсюда никогда не выбраться? Правда?

Она выдерживает паузу, потом продолжает:

– Для вас жить или умереть – это одно и то же…

Молчание. Леа только слышит хруст стекла у него под ногами, скрип кожзаменителя сиденья, когда Марк слегка шевелится.

– Ваши длинные рукава… чтобы скрыть шрамы. Вы пытались покончить с собой, но неудачно. И теперь вы думаете, что представился такой случай. Вам нечего терять…

Марк разглядывает свое мерзкое мушиное ожерелье:

– Не говорите о том, чего не знаете.

– Вы не хотите, чтобы нас нашли, потому что жаждете остаться здесь навечно. Все очень просто. И хотите утащить меня за собой. Ведь вдвоем намного веселее.

– Прекратите, я сказал!

Она устала, она в полном изнеможении, но находит в себе силы продолжать:

– Знаете что? Я думаю, вы преступник в бегах. Совершили ограбление, ну, или что-то в этом духе, а ваши сообщники решили с вами расквитаться.

Марк усмехается:

– У вас богатое воображение.

Она догадывается, что он смотрит на нее в темноте. Она вспоминает, как он гладил ее, когда думал, что она спит. Может быть, даже нежно. Или это был инстинкт самца, только и всего.

– Некоторые считают, что им достаточно перекинуться с человеком парой слов, чтобы тут же определить, кто перед ними, – говорит Марк. – Особенно если человек выглядит не так, как другие.

Пауза. Он глубоко дышит.

– Самое ужасное – это насмешки девчонок в школе… Таких, как вы. Вам сколько? Двадцать шесть, двадцать семь?

– Двадцать три.

– Вы к тому же наивная. Быть наивной в наши дни опасно… Вы сели в машину к незнакомому мужчине. В этой машине могло произойти все что угодно.

– Да уж не страшнее того, что происходит сейчас.