За окном вовсю светило солнце. Он взглянул на часы, встал, умылся и поспешил вниз. Вчера он договаривался встретиться с Мэгги Карр за обедом. Мэгги он увидел сидящей в холле. Заметив его, она тут же встала.

– Извините, – пробормотал Шейми. – Спал как убитый.

– Ничего удивительного, парень. Я вечером стучалась к тебе. Ты не ответил. Я решила тебя не тревожить. В полумертвом состоянии от тебя никакого толку. Ну что, выспался? Готов наброситься на завтрак?

Шейми ответил, что завтрак обождет. Ему нужно в больницу. Он обещал навестить Уиллу вчера вечером и не пришел. Шейми волновался и за нее, и за брата.

– Хватит волноваться, – сказала Мэгги. – Что-нибудь придумаем. Ты же вытащил девчонку с горы? Вытащил. Вот и Сида из тюрьмы вытащишь. Сейчас иди в больницу. Встретимся в полдень, тогда и поговорим.

До больницы Шейми не шел, а бежал. Войдя туда, он с изумлением увидел, что Уилла пытается ходить. Бледная, еще больше исхудавшая, по-прежнему изможденная, она ковыляла на костылях между койкой и окном. Шейми подскочил к ней, боясь, что она упадет.

– Не рано ли ты встала? – спросил он, забыв поздороваться. – Сколько дней прошло после операции? Чья это затея? Никак, это доктор заставил тебя ходить?

– Остынь, Шейми. Никто меня не заставляет. Я сама попросила их принести.

К ее койке подошел доктор Рибейро.

– Думаю, мисс Олден, пока достаточно, – сказал он. – Вам не следует перенапрягаться.

Уилла кивнула и села на койку, отложив костыли. Врач подал ей стакан воды, помог лечь, подсунув подушку под спину. Двигая правой ногой, Уилла заскрипела зубами. Шейми это заметил и, когда доктор занялся другим пациентом, снова спросил, не рано ли она задает организму такую нагрузку.

– Я ходила всего несколько минут. Решила попробовать. Мне же все равно придется к ним привыкать. Сам знаешь.

– Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, – ответила она, вымученно улыбаясь. – Но быстро устаю.

А она стала спокойнее, подумал Шейми. Нет такого отчаяния, как вчера. И позавчерашняя истеричность тоже исчезла. Хороший знак.

Прежде, говоря об Уилле, Шейми не употребил бы слово «спокойнее». Сказывалась собственная усталость. Если бы не собственное утомление и не тревога за брата, Шейми внимательнее присмотрелся бы к Уилле и под обманчиво спокойной поверхностью увидел бы бурлящий гнев. А внимательнее прислушавшись к ее голосу, уловил бы нотки раздражения. Он бы догадался, что внезапное спокойствие было лишь фасадом. Но мысли Шейми все время сбивались на брата.

Уилла спросила Шейми о его состоянии и удалось ли ему отдохнуть. Потом стала расспрашивать о Найроби и отеле, где он поселился. А дальше произошло то, чего никогда не происходило прежде: их разговор иссяк.

Первой не выдержала затянувшегося молчания Уилла:

– Прости. Нагнала на тебя скуку. Я опять устала. Постоянно хочется спать.

– Нет, это ты меня прости, – возразил Шейми. – Мешаю тебе отдыхать. Я сейчас уйду. – Он налил ей еще воды, затем сказал: – Уилла, может случиться, что завтра я не смогу прийти. И послезавтра тоже.

– У тебя что-то стряслось? Никак сам заболел?

– Нет, у меня все отлично. А вот мой друг… попал в беду.

– Друг? Здесь, в Найроби? Вот уж не знала, что у тебя здесь друзья. Кто же это?

– Он… Ты все равно не знаешь. Старый школьный приятель. Обстоятельства вынуждают его спешно покинуть город. Он попросил меня поехать вместе с ним. Но это ненадолго. День, от силы два. К концу недели вернусь. Может, вообще никуда не поеду. Ты тут не заскучаешь без меня?

– Выдержу, – улыбнулась Уилла. – Остальные мои вещи у тебя? Бумажник, деньги и все такое? Вдруг мне что-то понадобится, пока тебя нет? Деньги были бы не лишними.

– Конечно. Если вечером я не сумею прийти, пошлю сюда кого-нибудь из гостиничной прислуги.

Уилла вдруг взяла его за руку:

– Шейми… – (Он повернулся.) – Шейми… я люблю тебя.

– И я тебя люблю, Уилла. Очень люблю.

Шейми крепко обнял ее. Как он жаждал услышать эти слова!

– И еще я прошу меня простить.

– За что? – удивился Шейми.

– За все.

Ее глаза подозрительно блестели. Шейми не хотелось, чтобы она заплакала.

– Тсс, Уилла. Все в порядке.

– Нет.

– Нет, так будет. Отдыхай.

Она кивнула и легла. Шейми проверил, насколько затянулись раны у нее на лбу и руках. Уилла сказала, чтобы он не тревожился по пустякам. Он накрыл ее больничной простыней, поцеловал в лоб и ушел.

Увидев на крыльце доктора Рибейро, Шейми спросил его, не опасно ли Уилле так рано вставать на костыли.

– Наоборот, мистер Финнеган. Это хороший признак, – ответил врач. – Значит, она принимает свое новое состояние. Когда люди теряют ногу, бывает, они не желают и слышать о костылях, не говоря уже о попытках встать. Говорю вам, мисс Олден полна решимости освоиться с новыми условиями жизни. Она сильная женщина. Храбрая. На вашем месте я бы всячески ее подбадривал.

Шейми ушел, чувствуя, что его самого надо подбодрить. Они прошли через тяжелейшие испытания. Уилла выправлялась телом и душой. Она по-прежнему его любит, о чем он слышал собственными ушами. Уилла знала, эти слова вновь сделают его сильным и уверенным.

А сила ему понадобится в ближайшие дни. Уилла была вне опасности, чего не скажешь про Сида. Сид нуждался в Шейми, нуждался в его помощи. Брат не преувеличивал, говоря, что Фредди Литтон не остановится ни перед чем, только бы отправить его на виселицу. Сиду нужно бежать. Немедленно, пока он еще в Найроби. До Момбасы его повезут в сопровождении вооруженной охраны. А с корабля, плывущего в Лондон, уже не сбежишь, не говоря уже о лондонской тюрьме. Нужно вызволять Сида, и как можно скорее. Пусть тюрьма в Найроби и не Ньюгейтская тюрьма, однако и здесь есть свое начальство, надзиратель и вооруженные аскари, охраняющие здание. Любая затея, какую они придумают с Мэгги, будет опасной и рискованной.

Шейми спустился по скрипучим ступенькам больничного крыльца и пошел по пыльным улицам Найроби. Ему хотелось поскорее встретиться с Мэгги и выслушать ее соображения. Если к концу недели они оба сами не окажутся в тюрьме, это будет чудо.

Уходя из больницы, Шейми ни разу не оглянулся. Он был слишком поглощен тем, что его ожидало. Поэтому он не видел, что Уилла с мокрым от слез лицом вновь стоит на костылях у окна, прижимая руку к стеклу. 

– Это абсурдно! Возмутительно! – вскипел Герберт Глэдстоун, швырнув документ на стол.

– Беттс утверждает, что это правда, – возразил Джо Бристоу, сидевший напротив министра внутренних дел.

– Что ж тогда он молчал целых шесть лет и только сейчас заговорил?