– За время нашего брака нет, зато есть немало фактов до него. Как насчет противозачаточных средств, которые ты нелегально распространяла среди своих пациенток? Уверен, Эдвин Гиффорд охотно это подтвердит. Как насчет времени, проводимого тобой с известным преступником Мэлоуном? Хозяйка дома на Арден-стрит, где вы снимали квартиру, расскажет суду, как вы разыгрывали перед ней и остальными супружескую пару. Напомнить тебе о спектакле, который ты устроила, чтобы вырваться из дома семьи Московиц и предупредить Мэлоуна о полицейской засаде? Пособничество беглому преступнику тоже не говорит о твоих высоких моральных качествах. Вряд ли такой матери можно доверить воспитание малолетней дочери. Согласна? Что, нет? Впрочем, твое согласие или несогласие уже не будет играть никакой роли. Суд примет мои доводы.

Фредди закончил возиться с галстуком и теперь стоял рядом с Индией. Настолько близко, что она чувствовала запах его мыла и накрахмаленной рубашки. Она заставила себя взглянуть на него. Когда их глаза встретились, он сказал:

– Посмей только развестись со мной, и ты больше никогда не увидишь Шарлотту. Ни в выходные, ни в Рождество, ни даже в день ее рождения. Я отправлю ее жить в Блэквуд с единственной гувернанткой, которую выберу сам и которой дам четкие указания. Я найду желчную, суровую старуху. Шарлотте я скажу, что ты бросила ее, поскольку больше не любишь. Я разобью ей сердце, и виновата в этом будешь только ты. Делай выбор: любовник или дочь.

Индия закрыла глаза. Какой же дурой она была, думая, будто сумеет его победить. Нет у нее выбора и никогда не было.

В дверь громко постучали.

– Войдите, – прорычал Фредди.

– Прошу прощения, леди Индия, – сказала вошедшая горничная. – Извините, что помешала. Я лишь хотела спросить: вам для отдыха возле горы Кения понадобятся вечерние платья или я могу их упаковать для возвращения в Лондон?

У Индии разрывалось сердце, но она заставила себя ответить горничной:

– Можешь отсылать их в Лондон, Мэри. Добавь к ним платья для чайных церемоний и костюмы для верховой езды.

– Да, мэм, – ответила Мэри и удалилась, плотно закрыв дверь.

– Очень разумно с твоей стороны, старушка. А теперь, с твоего позволения, я займусь работой. Да и тебя ждут сборы в дорогу. Только подумай… семейный отдых. Две недели вместе. Какое замечательное время нас ожидает. С нетерпением жду, когда оно наступит. 

Шейми стоял на крыльце больницы доктора Рибейро и заглядывал в окно. Солнце еще не взошло, но внутри горела керосиновая лампа, освещая небольшое помещение. Доктор сидел на стуле возле койки и читал. Уилла, накрытая простыней, лежала неподвижно.

Шейми осторожно постучал по стеклу. Вскоре дверь открылась, и доктор вышел на крыльцо.

– Опять вы, мистер Финнеган? – устало спросил он.

Шейми кивнул. Судя по воспаленным глазам и мятой одежде, врач провел бессонную ночь, дежуря у постели Уиллы.

– Я предполагал, что вы придете рано, но не в такую рань. Еще и пяти часов нет. Вам не удалось отыскать «Норфолк»?

– Нашел. Снял номер. Помылся. Лег, думая уснуть, но не смог. Понял, что должен вернуться сюда. Как ее состояние? – спросил Шейми, снова глядя на Уиллу.

– Обнадеживающее, – ответил доктор Рибейро. – У нее бойцовский характер. Операция, естественно, не обошлась без обильного кровотечения. Сейчас она ослабла, но жар немного спал. Теперь, когда опасность гангрены миновала, ваша подруга пойдет на поправку. Я в этом уверен. – Врач вдруг нахмурился. – Женщины переносят такие операции очень тяжело. Для них красивые ножки и изящные ступни очень много значат.

– Уилла не такая, – сказал Шейми. – Для нее были важнее сильные ноги. Она поднималась в горы.

– Что ж, ее подъемы закончились, и это тоже хорошо. О чем она думала? Вершина горы не место для женщины.

– Для нее это было самым лучшим местом, – тихо произнес Шейми.

– Да ну? И смотрите, к чему это привело, – запальчиво произнес Рибейро, явно не привыкший, чтобы с ним спорили.

– Я ей кое-что принес. – Шейми поднял сумку, в которой лежала новая одежда, шоколадные конфеты и самые свежие газеты, какие имелись в Найроби. – Вчера купил. Можно оставить у ее постели?

– Оставляйте. Только постарайтесь не разбудить мисс Олден. Ей сейчас нужно спать. Сон – великий лекарь.

Рибейро ушел в дальний конец комнаты. Шейми услышал звук льющейся воды. Запахло керосином и кофе.

Стараясь ступать как можно тише, Шейми подошел к койке Уиллы. Опуская сумку на пол, он вдруг увидел, что Уилла не спит. Она лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, такая бледная, маленькая, утратившая прежний задор.

– Доброе утро, Уиллс, – прошептал Шейми, коснувшись ее щеки. – Как ты себя чувствуешь?

Уилла не повернулась к нему и даже не взглянула.

– Мне отняли ногу, – глухим, безжизненным голосом произнесла она.

– Знаю, – ответил Шейми, заставив себя посмотреть на очертания ее тела под простыней.

Он увидел правое бедро, часть ноги до колена, а дальше… ничего.

– Как ты позволил ему отнять мне ногу?

– Вспомни, в каком состоянии ты находилась. У меня не было выбора. Без операции ты бы умерла.

– Жаль, что не умерла.

– Не говори так. Ты ведь так не думаешь. Это послеоперационный шок.

– Как я теперь буду заниматься альпинизмом?

– Не знаю, Уилла, – дрогнувшим голосом ответил Шейми. – Не знаю.

Она закрыла глаза. Из-под черных ресниц текли слезы.

– Уилла, не плачь, прошу тебя. Все будет в порядке. Вот увидишь.

Шейми не знал, какие еще слова сказать ей. Ему хотелось обнять Уиллу, поцеловать в бледную щеку, но он не решался, боясь ее гнева и отчаяния. Возможно, она права. Этот доктор не только лишил ее ноги, но и ампутировал ее дух.

– Я тебе кое-что принес. Новую одежду, газеты…

– Я устала, – не открывая глаз, произнесла Уилла.

Шейми кивнул, задетый ее словами, в которых звучало обвинение. Ему хотелось услышать, что Уилла по-прежнему любит его. Хотелось сказать, что и он по-прежнему любит ее. Вместо этого он сказал:

– Отдыхай. Не буду тебе мешать. Я попозже зайду.

Купленную одежду он повесил на спинку стула, конфеты и газеты положил на столик возле ее изголовья. Крупный заголовок верхней газеты сообщал об аресте какого-то местного злодея. Шейми это не волновало. Он уже собирался уйти, как вдруг заметил, что доктор Рибейро делает ему знаки подойти.

– Наша пациентка проснулась? Разговаривает? – спросил врач.

– Сквозь зубы. Винит меня в случившемся. Злится.

– Поначалу они все так себя ведут. Тяжело терять конечность. Принятие этого наступает медленно, но обязательно наступает. Дайте ей время.