– с улыбкой, но открытой теперь, не винительной, твёрдой, и вынул из ножен саблю, и крутанулся с нею в руке, так что засверкали вкруг него белые молнии, вихрь краткий взлетел и погас, и на ладонь его подставленную упала срезанная лезвием прядь волос и – ладанка, та, что дала ему с собой тогда… Он протягивал это ей, и с ладони, появляясь и сочась между пальцев, закапало красное, то ли вино, то ли кровь. И снова колыхнулось всё, она бросила руку вперёд, чтоб успеть подхватить то, что он предлагал, ощутила касание и стиснула полученное в горсти, закрыла глаза, ещё раз повторяя судьбе явиться, и Федю моля не покидать её сейчас, где бы ни был… Сказавши, очи распахнула, и в зелени их заискрилась свеча и отразилось чёрным и кроваво-красным: вот он, как тогда, обо всём забывши, прямо в громадные горящие смолой глаза Змея смотрит, и теперь сам к дивному Чудовищу рванувшись, в страшные его кольца-объятия падает, точно в желанное самое, в рай… «Невозвратно, невозвратно, невозвратно!»… Захолонуло в ней всё, Навий зов и её достиг и повлёк было, но тут Федин упреждающий вскрик остановил её. «Не смотри!» – и она зажмурилась что было сил, но и через веки било-плясало чёрно-алыми сполохами жуткое действо, от которого оторваться не было, кажется, сил. В стиснутой горсти стало вязко, мокро и тепло, она поняла, что ладонь полна ещё горячей липкой густой кровью, и вдохнула резко, рванулась в Явь, как из-под тёмной глубокой воды.

Медленно разжала руку. То, что показалось кровью, было смятой в сырой склизкий комок кувшинкой. Недавно белая и чистая, она неузнаваемо увяла, оказавшись искалеченной, совсем бессознательно, гадальщицей. Две другие, исполнивши положенную защиту от тёмных сил, как только, ополоснувши в плошке руку, приняла их оттуда Арина Ивановна, на глазах её поникли и стали темнеть, и скоро их не отличить было от измятой сестры. Скорая гибель обережных кувшинок могла многое означать. От крайней близости сил неведомых жестоких, опасность всем им несущих, и до посула близкой кончины самой гадалки. И зачем, отчего Федя ладанку сбросил, нечаянно будто, свистящим клинком перерезав бечёвку её? И после, безо всякой защиты себе, обратился к нечто ужасному и ринулся в него.

Арина Ивановна с причетом положенным быстро прибрала всё: воду за окошко выплеснула, а увядшие цветы – в песок под лучиной417 схоронила поглубже. «Моё ко мне вернись, а вы к себе воротитесь, чем были – тем станьте, от всего освободитесь; своё забираю, чужое отдаю! Аминь». Умылась чисто. Повязала поясок снова и крестик надела. Отдышавшись, кликнула Настасью, снаряжаться к службе своей.

Скоро зацветёт лён. Небо опрокинется плавно наземь и пойдёт гулять невесомыми волнами по всей округе… Через неделю, как раз к Петрову дню, плотники ручались завершить покрытие терема, и готовый, резной из целого корневища лиственницы, конёк ожидал внизу, у крыльца, своего часа. Отворенные глаза и входы нового терема уже оделись кружевной красой, дело было за малым. Пора было подумать о строительной жертве418. Бесценный Фрол обещал раздобыть конский череп, что было бы наилучше всего. Отблагодарить строителей надлежало, опять же, как следует, и пива поставить на стол плотников вдоволь для сельчан, что, конечно же, не упустят такого хозяйского празднества.

То же славное застолье было по водружении черепного венца419, которое подгадали умелые строители на Пасхальное разговение… Что «худая матка всему дому смятка», про то нужды нет никому напоминать. Но таков уж народ плотники – пересыпают они свою работу по ходу дела поговорками и присказками, и хозяевам не стесняются лишний раз напомнить, как труд их важен. И про законное проставление чтоб ни-ни запамятовать. Арина Ивановна во всём на Фрола Фролыча полагалась (за что Фролова жена Марья того корила, что мужа видит реже, чем даже боярыня – своего), да на тех мастеровых из дворовых, что глаз намётанный имеют и дело это знают, не раз избы и бани рубили. Не прямо, любопытствуя как бы, время от времени мимо проходя, задерживались они поглазеть на чужую работу да перекинуться вескими замечаниями своими. И ежели бы что-то им не приглянулось, скажем, в артельщиках, тотчас доложились бы управляющему. Артельщики тоже, вроде, хотели преумножить свои заслуги, старались. И деревья на хоромные брёвна, и тёс плотник первой руки сам выбирал, и выбирать ему было дадено времени, сколько надобно, и разрешено только лучшее брать. Не скупились тут хозяева, что нынче, про то известно, в чести большой у самого царя-государя. И хозяйка всегда с ними ровна и ласкова бывает, и угощение выставляет щедро, при том заодно, по правилам, приглашая к столу и сельских общинников. Да и кто в своём уме станет жадничать и строителей обижать?! Всё ведь в их руках. Могут такое сотворить, что житья в новом доме не будет: покой не протопить – стужа отовсюду от щелястых пазов в венцах и набитых клиньев; иль плесневеть и гнить начнёт изнутри, а отчего – бог весть; иль в стенах выть и свистеть будет, скрипеть, точно нечисть, ночами, пугая до смерти, и ничего не поделаешь, хоть попа зови – не поможет… А это обиженные хозяевами мастеровые позаложат куда надо зацепок в отдушины и перьев в дымоход, червоточин хитрых насверлят, клиньев набьют в венцы, под матицу кости лягушачьи с червями закопают, а где – только им одним ведомо. Вот и носится после удручённый несчастный за своими артельщиками, куда там они после подались на заработки, разыскивает, чтобы испросить прощения, пригласить исправить всё в жилище, да ещё вдвое заплатит за поправку. А бывало и вовсе худо – начинают один за одним валиться от хворей и помирать домочадцы, а оказывается, были вбиты в настил пола, опять же под матицей, и где лавки спальные, или полки в бане, гвозди от гроба. Но это уж очень крепко надо насолить работникам. Правда, такое могут и недруги или завистники хозяйские сотворить… Потому на всякий случай звать артель лучше со стороны, такую, чтоб на слуху была да сами себе головами жили. Таких подбить на злодейство без причины затруднительно. Всё это Арина Ивановна понимала, старалась соблюсти, и в тот памятный день, в который ожидал работников обильный стол и пития отменного сколь душе угодно, с утра, помолясь, позвали плотники хозяйку с домочадцы на обход черепного венца. Только главе артельному дозволялось сейчас ступать в новое обиталище, а прочим – молиться, покуда он обносит лежащую мощную перекладину россыпью зерна с хмелем, и окропляет пивом.