чем слушать не будут и с королевства его скинут». Когда турки его все же не послушали, предложений его не приняли и заключили мир, «он сделался от того печален». Граф Лещинский был в Константинополе послом не от короля Августа, а от Речи Посполитой, которая тогда не сочувствовала и не содействовала королю в его военных планах и предприятиях против Швеции. В этом направлении и вел политику Лещинский. Противодействуя союзу Августа с царем, он старался, как и английский и голландский послы, расстроить мирные переговоры царя с турками[1158].

Гонцы с известием о заключении мира выехали из Константинополя 7 июля и, двигаясь быстро, прибыли в Москву ровно через месяц — 8 августа. Их прибытие послужило сигналом к объявлению войны со Швецией. Мы должны были бы теперь, следуя за ними, перенестись в Москву. Но задержимся еще на некоторое время в Константинополе, чтобы привести к концу рассказ о посольстве Украинцева.

XIX. Выезды и визиты посланников

По заключении мира посланники получили свободу передвижения, которой они были лишены во время переговоров, и воспользовались ею для посещения константинопольских святынь и для личных свиданий с чужеземными послами в Константинополе, чего турки им ранее, несмотря на все просьбы, не разрешали. Еще 30 июня, до подписания трактата, в разговоре с посланным к ним Дмитрием Мецевитом, поинтересовавшимся дальнейшим времяпрепровождением посланников, на вопрос его, что «чаять, они, посланники, после того своего у везиря бытия (для размена трактатами) здесь помедлят?», они ответили, что «медлить им долго здесь не належит; однакож по таком близ годичном времени, не съезжая никуды с двора, аки быв взаперти, похотят они, посланники, быть в Мавромольском монастыре, и у Живоносного Источника, и в церкви Святой Софии, и у послов у всех чужеземских, которые здесь есть». Дмитрий говорил, что в этом им будет предоставлена свобода[1159].

На следующий же день после подписания мирного договора, 4 июня, посланники посылали с извещением о заключении мира к вселенским патриархам и к чужеземным послам. Патриархи выразили радость по поводу этого события. Константинопольский патриарх Калинник заметил при этом, что теперь, раз заключен мир с Турцией, станет возможно и ему самому без всякого подозрения со стороны турок посетить посланников, поздравить их с заключением мира и подать им благословение. Иерусалимский патриарх Досифей, выражая радость, не скрыл и печали по поводу того, что остался неулаженным вопрос о Гробе Господнем, и настоятельно просил посланников приложить и еще свои труды к этому делу. При этом он не удержался, чтобы не задеть своего собрата и не высказать колкого замечания на его счет, — он спросил у присланных: «У святейшего-де вселенского патриарха кир Калинника они были ль?» На утвердительный ответ он заметил, что «уже-де ныне и святейший вселенский патриарх кир Калинник будет являться другом и приятелем им, посланникам, зане в благополучное время многие являются друзьями, а в нужное (т. е. тяжелое) ни один». А до сих пор, когда это было сопряжено с величайшею опасностью, радел и промышлял о делах московского государя только один он, иерусалимский патриарх.

Чужеземные послы — цесарский, французский, английский, голландский, венецианский и польский — отозвались на извещение официальным и показным выражением удовольствия. Венецианский посол, которому не удалось еще к тому времени окончить дело подтверждения мира с турками, заметил при сообщенном известии, что как в Карловицах венеты были в последних, так и теперь. Голландский посол, узнав, что условием мира было разорение днепровских городков, сказал, что «то учинено по пре-многу рассмотрительно, и разумно, и на обе стороны равно, царскому величеству не к упадку, а Порте не к находке». От писаря польского посла, с которым посланные с оповещением к чужеземным послам подьячие Лаврентий Протопопов и Григорий Юдин и толмач Иван Мейснер вступили в продолжительную беседу, они узнали, что из Польши пишут об отступлении короля от Риги без всякого успеха, о том, что Речь Посполитая ему ни в чем не помогает. Прежде сообщали о походе царских войск под Ругодив, а теперь ничего не пишут, а пишут только то, что «едут с Москвы чрез Польшу в окрестные государства для науки многие знатные особы»[1160]. В ответ на оповещение патриархи и чужеземные послы присылали в русское посольство с поздравлением: патриархи своих архиереев[1161], а послы — дворян и секретарей, кроме английского, относившегося вообще к русскому посольству недоброжелательно[1162]. Александр Маврокордато присылал с поздравлением по поводу заключения мира сына Николая[1163].

Турецким министрам, с которыми посланники вели дело заключения мира, были посланы подарки. 8 июля к рейз-эфенди были отправлены подьячий Иван Грамотин и толмач Полуэкт Кучумов «с визитом того ж учиненного мира, да с ними ж послали к нему за его в том мирном деле труды великого государя жалованья — сорок соболей в 400 рублев. И как они к нему, рейзу, на двор приехали, и их, подьячего и толмача, встретили люди его и привели перед него. И они, подьячей и толмач, его, рейза, от них, посланников, поздравили и сорок соболей ему поднесли. И он-де, рейз, те соболи принял у них благоприятно и на милости царского величества бил челом, а за поздравление их, посланничье, благодарствовал и, подчивав кагвою и шербетом, их, подьячего и толмача, отпустил»[1164].

К Маврокордато в тот же день был послан переводчик Семен Лаврецкий и передал ему также сорок соболей в 400 рублей. Маврокордато благодарил «довольными словесы», причем скромно сказал, что «хотя и работа его была в добром мирном деле, однакож она общая, как и думных людей, так и их, посланников, и ему вменять того одному не для чего, должность та была служить вообще, всякому своей стороне, своему природному государю. Однакож он, Александр, с великою честию ту великого государя милость и жалованье чрез них, посланников, приемлет».

Семену Лаврецкому поручено было конфиденциально осведомиться у Маврокордато о следующем: «Намеривают они, посланники, послать великого ж государя жалованье для сего ж мирного дела и к великому везирю на шубу два сорока соболей добрых, ценою больше тысячи золотых червонных и то он у них примет ли?» Посланники извинялись при этом, что «больше того им послать к нему ныне нечего, потому что посланы они в сию посылку наскоро и с Москвы высланы в пять дней», и просили сообщить, когда можно прислать визирю подарок. Маврокордато одобрил их намерение, сказав: «Доброе дело то умыслили они, посланники, что подарочек великому везирю в свое время под-несть