Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Муфтий высказался, следовательно, в том же смысле, что и Маврокордато, который на просьбу посланников дать им устный или письменный ответ по этому делу, чтобы им было что донесть царю, вновь уведомил их 22 июля, что вчерашнего числа, 21 июля, он был у муфтия и взял у него поданную ими записку для перевода на турецкий язык. Явившийся от него в тот же день к посланникам племянник его Дмитрий Мецевит на слова посланников, чтобы Маврокордато постарался вернуть гроб от «папежников» грекам, потому что Гроб Господень — глава всех православных христиан, и если он не будет у них в руках, то и имя православных будет в пренебрежении, — снова говорил, что теперь взять у католиков и отдать святые места грекам нельзя, потому что о том будут докучать находящиеся здесь «послы-папежники», а когда они уедут, тогда святые места у католиков будут взяты и отданы грекам[1183]. На этом обещании переговоры о святых местах пока закончились.
Энергию посланников в деле о святых местах возбуждал и поддерживал иерусалимский патриарх Досифей. По заключении мира сношения с патриархами, теперь уже свободные от подозрений, стали происходить открыто и приняли оживленный характер, в особенности с Досифеем, который и раньше обнаруживал большое расположение к посланникам, старался им услужить в чем мог, тайно передавал им разные вести и тайно переправлял их отписки в Россию через мультянского воеводу, с которым был близок. Его услуги посольству посланники сочли себя обязанными отметить особою статьею на заключительной странице своего «Статейного списка»: «А в делах великого государя его царского величества во время бытия их, посланничья, в Константинополе был им помощник и всякие ведомости подавал святейший иерусалимский Досифей патриарх»[1184]. Досифей трижды, 15, 19, 31 июля, приходил к посланникам запросто, пешком, в одной «реверенде» без мантии. Константинопольский патриарх Калинник приходил один раз — 18 июля. Перед самым отъездом, 28 июля, посланники посетили того и другого для принятия благословения в путь.
С Досифеем Иерусалимским шли каждый раз беседы о возвращении грекам Гроба Господня, в чем патриарх был заинтересован и лично. «Какая то честь христианам, — говорил он, — что теми святыми местами владеют папежники? А он сам в изгнании от тех папежников пребывает здесь восьмой год! До сего времени была христианам от римлян честь за то, что у них, христиан, глава в руках была, то есть спасителя нашего Иисуса Христа гроб. А когда то будут иметь римляне, то уже христиане будут от них в поругании и в посмеянии». Он не раз беседовал об этом деле с Маврокордато, и тот ему говорил, что теперь, во время пребывания католических послов в Константинополе, отобрать святыни у французов и передать их грекам невозможно: отобрание это совершится тогда, когда у французов начнется война за испанское наследство — мысль, которая вызвала замечание посланников: «Тому делу (т. е. разделу испанского наследства) несть ни начала, ни конца, потому что королевское величество гишпанской еще здравствует»[1185]. Выслушав сообщение посланников о том, что по поводу возвращения святынь говорили им великий визирь и муфтий, патриарх давал свои советы относительно способов, которыми, по его мнению, можно достигнуть успеха: необходимо заручиться хотя б словесным обещанием, «обнадеживанием», от великого визиря, что Гроб Господень будет возвращен. Тогда, опираясь и ссылаясь на это обещание, царь должен прислать грамоты с просьбой о таком возвращении к султану, к визирю и к муфтию. На московского царя — единственная надежда в этом деле. Пусть он предпишет настаивать на возвращении святынь великому послу, который должен прибыть для подтверждения мира. Надо непременно добиться того, чтобы возвращение святых мест состоялось во время пребывания этого посла в Константинополе; если при нем оно не состоится, то потом уже никогда святые места возвращены не будут. Тогда он, патриарх, оставит престол свой, выедет отсюда в Мультянскую землю и оттуда к Москве, потому что иного прибежища, кроме того, он не имеет[1186].
Досифей для русских посланников служил в чужой стране политическим осведомителем и советчиком[1187]. Когда во время его визита, 15 июля, они сказали ему, что накануне, после посещения ими муфтия, они были у голландского посла и что он принял их с честью, только все же как он, так и английский посланник сетуют, что не были допущены к переговорам в качестве посредников, патриарх предостерегал посланников: «Поистине-де те послы, английской и галанской, царскому величеству недоброхоты и надеяться на них никогда ни в чем невозможно. А какие-де слова галанской посол говорил про царское величество, будучи в Адрианополе», может сказать посланникам мультянский резидент Енакий. Досифей сообщил далее, что английского и голландского послов при здешнем дворе не любят, потому и не допустили их к переговорам. Польский посол успеха в своих делах здесь не добился. Заговорив о польском после, Досифей выразил желание, чтобы царь начал войну с Польшей, потому что поляки, не исполняя мирных переговоров, обращают православные церкви в унию[1188].
Не ограничиваясь политической информацией, патриарх давал посланникам даже и военные советы, как удобнее всего с успехом напасть на Турцию. Если великий государь думает сохранить за собою город Азов с городками, то надобно держать их в боевой готовности, назначать туда разумных воевод и начальных людей, бодрых и смелых ратных людей; тогда неприятель будет их бояться. А если они будут слабы, то неприятель всегда будет помышлять о нападении на них. На мирный договор с турками полагаться нечего, потому что это древний, вероломный и