– Хочешь, здесь ложись, а хочешь – внизу. Здесь лучше:дорогу из окна видно, но вообще-то тут тихо.

Он плюхнулся на диван и вдруг, что-то вспомнив, хохотнул:

– Слышь, Сань, пока ты в армии был, мы здесь такфестивалили!.. Пчела Надьку Ланге трахал, а у той приступ эпилепсии начался. Ониспугался, ну правильно – можно же пацана понять, да? Прикинь: ночь, и вдругкрики такие: «Пацаны-ы! Пацаны-ы! Она мостик делает!»

– А ты с кем говорить хочешь? – перебил его Саша. Ему сейчасбыло не до веселья.

– Есть у людей завязки на Петровке, – многозначительнокивнул Космос и, вскочив с дивана, подошел к хмурому Саше. – Ты, Сань, главное,не дергайся. Я тебе обещаю – все, что надо, сделаю! Надо будет бабки собрать –соберем! На раз можно до пятидесяти штук поднять, а ребята сунут кому надо.Думаешь, ты один такой?! Люди из-под таких сроков уходили, ты что!..

– Космос, только ты к матери загляни или позвони лучше.Скажи ей: я никого не убивал, подстава это.

– Ладно, – снова с готовностью кивнул он и поморщился. –Расстроилась она!.. Смотреть было больно. Не обыск, а цирк какой-то устроили…

– Скоты… Да, и вот ещё что, – Саша достал из бумажникавизитку и протянул её другу. – Возьми щенка и отвези его тому человеку,Александру, помнишь? Фиг знает, как все обернется, нельзя, чтоб пропал.

– Ага… Сань, а может, посоветоваться с ним?

– Нет, ты ему ничего не говори. Просто скажи, что я не могупока за щенком следить – и все.

Космос вздохнул и протянул Белову руку.

– Ну давай, брат, не падай духом. Выкрутимся… – он задержалСашину руку в своей, словно собираясь что-то добавить, замялся и вдругпорывисто обнял его.

Через мгновение Космос выскочил из комнаты и, гремябашмаками, сбежал вниз по лестнице.

Белов остался один. Он кругами ходил по скрипучему полустарого дома, не находя себе места. Подошел к книжному шкафу, но оказалось, чтотот забит справочниками по астрофизике, толстенными звездными атласами и прочейсугубо научной литературой. Все, что ему удалось найти – это несколько старых номеров«Огонька» и увесистую «Историю Рима».

Со своей добычей Саша завалился на диван. Но то ли чтивооказалось слишком скучным, то ли мысли его были слишком далеко – ни книга, нижурналы не смогли отвлечь от навалившихся проблем. Более того – прочитанное вообщене достигало его сознания.

Белову было тоскливо и одиноко, его точили Две неотвязныемысли. Накрылся институт – это уже было абсолютно ясно, и с этим, видимо, надобыло смириться. А ещё было жаль маму. Саша представлял, сколько боли принес ейсегодняшний обыск и невероятное по своей жестокости обвинение против сына! Исейчас мама, как и он сам, одна-одинешенька, и ей так же тоскливо, одиноко и,возможно, страшно.

В довершение всех эти невеселых мыслей где-то по соседствузаунывно и монотонно пиликала скрипка, с маниакальным упорством повторяя один итот же музыкальный пассаж. Постепенно эти звуки стали просто невыносимы, и Сашаподошел к окну, стараясь высмотреть в окнах соседних домов скрипача-садиста.Звуки определенно доносились из дома напротив, но кто именно столь безжалостнотерзал благородный инструмент, а заодно и Сашины нервы, он разглядеть так и несмог.

Раздраженно повернувшись, Белов зацепил громоздкую трубувозле окна. Телескоп завалился набок, и Саша едва успел его подхватить. У неготут же возникла идея: заглянуть в окна дома напротив с помощью этой бандуры.Конечно, было сомнительно, что телескоп можно использовать на таких явнонеастрономических дистанциях, но заняться все равно было нечем, и Белов решилпопробовать.

Подтащив треногу поближе к окошку, Саша водрузил на неётрубу и направил телескоп на соседский дом. Ему пришлось довольно долго крутитьколесики на окуляре, но, в конце концов, он отчетливо, словно на расстояниивытянутой руки, увидел кусок стены с облупившейся краской.

Осторожно двигая трубу, Белов стал заглядывать в одно окноза другим.

Ненавистного скрипача он обнаружил в окне мезонина. Им, кнемалому удивлению Саши (он почему-то ожидал увидеть какого-нибудь долговязогоюнца с копной кучерявых волос), оказалась невысокая худенькая девушка в серомдомашнем халатике. Она стояла в глубине комнаты, спиною к окну и, изредкапоглядывая на пюпитр с нотами, сосредоточенно повторяла одну и ту же сложнуюмузыкальную фразу.

Белов, затаив дыхание, следил за ней. Было в этомбесконечном повторении одного и того же что-то завораживающее, гипнотизирующее.Наконец, девушка отложила в сторону инструмент, устало провела ладонью по лбу иопустилась в стоящее у окошка кресло-качалку.

Теперь Саша мог видеть её лицо. Девушка сидела абсолютнонеподвижно, откинув назад голову и закрыв глаза. Ее утомленные руки свободносвисали с подлокотников кресла, плечи были опущены, подбородок поднят. Девушкутрудно было назвать писаной красавицей, да и тень усталости на лице быласлишком заметной, но Саша вдруг поймал себя на том, что любуется незнакомкой.

Тут её кто-то позвал, скрипачка поднялась и вышла изкомнаты. Белов стал спешно обшаривать окна дома и увидел, как на первом этажеженщина пенсионного возраста (бабушка – решил он) накрывала на стол. В столовуювошла девушка, села за стол, и бабушка поставила перед нею дымящуюся тарелку ссупом.

Саша сейчас же вспомнил, что не ел с самого утра, его ротнаполнился слюной, а пустой желудок заурчал – жалобно и неприлично громко. Нет,смотреть на то, как едят соседи, было категорически невозможно!

Оторвавшись от телескопа, Саша спустился вниз по лестнице изашел в кухню. Он обшарил все шкафы и шкафчики, но из съестного смог найтитолько старую сахарницу с окаменевшим слоем сахара на дне. Отковыриваться он нежелал, Белову пришлось плеснуть в сахарницу воды и как следует разболтатьсодержимое. Только тогда он смог «поужинать».

Голодный и злой Саша вернулся в комнату и завалился скнижкой на диван. Скрипку больше не трогали, поэтому вскоре он уснул. На егоразмеренно вздымающейся груди покоилась так и не прочитанная «История Рима».

Следователь Сиротин сидел в своем узком и длинном, какпенал, кабинете. На столе перед ним стояла видавшая виды печатная машинка.Аппарат, призванный облегчить работу правоохранительных органов, снова подвел.Сиротин с тоской посмотрел на хаотическое переплетение рычажков с буковками,никак не желавших становиться на свои законные места, и, вздохнув, полез в столза отверткой и пассатижами.