В школе я старался не привлекать внимания. Сидел в библиотеке или у входа. Я не подходил ни к заброшенной хижине, ни к площадке.

Однажды ночью меня разбудила буря. Коттедж трясся под её ветряными кулаками. Я чувствовал холод, проникающий через щели в оконной раме, вокруг двери, в полу. Деревья скрипели. Треснула ветка.

Волк вошёл в дом.

Под мою дверь прополз свет. Я подскочил к двери и рывком распахнул её.

– Бабушка!

Она стояла, одетая в ночную рубашку, и сонно хмурилась на меня из ванной.

– Извини, что разбудила, – сказала она.

Она зашла в ванную.

Я поёжился.

Зашумел туалет, свет на лестнице погас. Волк отступил в темноту коттеджа, в бурю, в сон.

* * *

Наутро после бури, на перемене я искал Дебс. Вместо неё я нашёл Малки, одетого в длинный чёрный плащ, похожий на спальник. Он предложил мне поискать на Травяном Холме.

– Где это?

Он, шмыгая, объяснил, как туда пройти. Я вышел из школы, поднялся на холм, миновал автобусную остановку и вышел к главной дороге. На другой её стороне к каменной стене прислонилась приставная лестница, а оттуда грязная тропинка, которая бежала наверх, к деревьям. Она и привела меня к большому покосившемуся дубу, на гигантском корне которого сидела Дебс в военной куртке и читала.

– И как оно? – спросил я, подходя.

Она не ответила. Видимо, уже дочитала Эмили Бронте: эта книга называлась «Доброе утро, полночь»[16]. Дебс жевала и курила.

Я шмыгнул носом.

Она протянула мне мятый запачканный платок.

– Ээ… нет, спасибо, – сказал я.

Она выдохнула облачко с примесью сигаретного дыма.

– О чём она?

Она повернула книгу так, чтобы я видел аннотацию сзади. Слова мне не давались, так что я просто сказал:

– А.

Она бросила на меня взгляд и вернулась к чтению. Я сел на корень.

Она медленно повернула голову и посмотрела на меня.

– Если ты собрался меня отвлекать, то уходи.

Я подтянул колени к груди. Мы не говорили. Последние бронзовые листья шуршали на ветру. Было слишком холодно, чтобы сидеть на улице. Она перевернула страницу.

Призрачный силуэт. Иногда он был во мне.

Она, наверное, почувствовала, что что-то не так.

– Ты в порядке? – спросила она.

По моей ноге полз паук. Его чёрное брюхо блестело на солнце, лапки мелькали.

– Глянь на него! – сказал я.

Он сполз на траву.

Я ничего не говорил.

Она ничего не говорила.

– Мне страшно за себя, – сказал я.

Она отложила книгу. Страницы мягко шуршали.

Я почувствовал её запах – мята и сигареты.

– В чём дело, приятель? – спросила она мягко, мягче, чем страницы.

Мягче, чем когда-либо.

– Волк пришёл прошлой ночью.

– А.

– Он вошёл в дом.

Она трижды аккуратно постучала по моей спине между позвоночником и плечом, будто стучала в дверь.

Потом толкнула меня лбом в плечо.

Раздался звонок.

– Опоздаем, – сказала она.

– Ага.

– Опять.

– Ага.

– Ну тогда пошли.

Мы спустились по грязной тропинке к стене.

* * *

– Почему ты опоздал? – спросила мисс Эндрюс, когда я вошёл.

Я сел на свободное место. Могучая тишина.

– Почему, Лукас?

– Я обсуждал «Доброе утро, полночь».

Её глаза на секунду расширились.

– Будь добр, обсуждай Джин Рис в свободное время, а не на уроках. Итак, скажите, почему Торнтон не позволяет Халу и другим поехать с Баком через замёрзшую реку?

– Потому, что лёд растает и Бак утонет, – сказал кто-то.

– Потому, что они тупые, – сказал кто-то ещё.

– Почему они тупые? – спросила мисс Эндрюс.

– Спросите Лукаса, – сказал Стив Скотт низким голосом. – Он многое знает о тупых поступках в опасных ситуациях.

– Оставьте свои разногласия снаружи, Стивен. И отвечайте на вопрос. Почему автор думает, что они тупые?

– Мисс, это просто шутки.

– Охренительные шутки.

– Мисс, вам нельзя произносить слово «охренительные».

– Ну так засуди меня, когда оправишься от эмоциональной травмы. Но сначала ответьте на вопрос: почему они тупые?

Надменная тишина.

– Потому, – сказал Малки в забитый нос, – Что они слишком цивилизованные и не понимают природу. Автор говорит, что природа опасна и если ты её не понимаешь, то умрёшь.

– И как же понять природу?

Малки что-то сказал, но из-за его насморка это звучало как «доб бьедгоб». Все смеялись.

– Кажется, вы имели в виду «предков», Малкольм.

– Я это и сказал, Мисс. Сов бьедкоб.

Все хохотали. Кроме Стива. Кроме меня.

* * *

Волки живут стаями. Охотятся стаями, ходят стаями. И остаются в стае, пока их не выгонят или они не уйдут сами. У стаи есть структура, как у любой группы – школы, семьи. У каждого животного в стае своя роль. Эти роли выстраиваются в иерархию с лидерами на вершине. Лидеры не всегда самые большие и сильные, но они принимают все решения. Их поддерживают телохранители, которые зачастую крупнее лидеров и обычно дерутся вместо них. Ещё есть разведчики, которые следят за безопасностью стаи – сторожа. И, наконец, в самом низу, – самый маленький, тот, над кем издеваются остальные, на ком они вымещают злость, жертва всех их шуток. Пока он не решит драться или уйти, он останется на этой роли, в самом низу. Дерись. Или уходи.

* * *

Неделю спустя, во время обеда, я на мог найти себе места: на Травяном Холме были парочки, за хижиной группа курильщиков, в библиотеке собрание насчёт закрытия общественных библиотек. Я решил походить по шумной площадке.

Стив Скотт играл в футбол в Клетке.

Когда ты ходишь сам по себе, ты становишься лёгкой добычей для стаи. Я ушёл с площадки туда, где в кустах радостно чирикала стайка воробьёв. Они замолчали при моём приближении, но не улетели. Они внимательно смотрели на меня, ждали, когда я уйду, чтобы можно было вернуться к пению.