как объекта инвестирования эман-сипаторных желаний и надежд субъективности, которое впоследствии в течение двух майданных революций в Украине, в дискурсе постсоветских органических интеллектуалов и политических лидеров украинской оппозиции, в качестве пустого означающего стало значимым для всех политических практик прямой, или майданной демократии.

Кучма искренне не понимал, на чем основаны обвинения протестующих в его адрес, так как не видел для них никаких объективных причин. За год до первой майданной революции он писал, отмечая, что по объективным показателям экономическое положение украинцев значительно улучшилось в период его президентства:

…до момента, когда я был впервые избран президентом, годовая инфляция составляла 10 700 (десяти тысячам семистам) процентам, ВВП упал за 1994 год на 25%, а вместо денег ходили бумажки под названием купоны. Семь последующих лет принесли такой результат: сегодня более половины нашего валового продукта производится частным сектором, в экономике страны наблюдается устойчивый рост, экономисты начинают горевать из-за того, что гривня слишком усиливается. Излишнее укрепление гривни – это, конечно, тоже проблема, но про такие проблемы семь-восемь лет назад я не мог мечтать даже в сладких снах.[233]

Однако противники «национальных коммунистов» продолжают обвинять Кучму как преступника и убийцу не только Гонгадзе, но и всего украинского народа, осуществляющего «геноцид украинской нации»: в Киеве 25 февраля 2001 года состоялся «народный трибунал над Кучмой», во время которого многотысячная толпа с лозунгами «Кучма – преступник и должен сидеть в тюрьме», «Президент Кучма – убийца» прошла к зданию Верховного суда, где была выставлена клетка с чучелом Кучмы и состоялся суд, признавший Кучму виновным по всем пунктам. Массовое политическое событие было завершено рок концертом.[234]

Аналогичные акции с требованиями судить Кучму «за геноцид украинского народа» [235] прошли по всей стране – палаточные городки «Зоны без Кучмы» и «Зоны, свободные от Кучмы» появились не только в Киеве, но и в других 15 регионах страны, где также проходили акты сжигания чучела Кучмы.

После того как 1 марта 2001 года палаточный городок акции «Украина без Кучмы» примерно из 50 палаток уничтожила милиция, а демонстрация возле президентской администрации 9 марта 2001 года закончилась столкновением с милицией и арестом сотен активистов, в конце марта в день поминовения всех усопших «Форум Национального Спасения» организовал похоронную процессию, чтобы «помянуть всех тех, кого убил тоталитарный режим Кучмы».[236] Среди портретов жертв «преступного режима», которые несли участники процессии, кроме Г. Гонгадзе и В.Черновола был также портрет поэта Василя Стуса, умершего в советской тюрьме в 1985 году. Согласно заявлению организаторов процессии, среди которых была освобождённая из тюрьмы Юлия Тимошенко, в целом «жертвами кучмовского режима стали три миллиона украинцев».[237]

Таким образом, участники акции «Украина без Кучмы», стремясь осуществить массовую политическую мобилизацию, попытались использовать имя «Кучма» как означающее универсального, которое в дискурс-теории понимается как пустое место, или, по уточнению Линды Зерилли, как конститутивная незавершенность, которая не позволяет универсальному быть ни определенной полнотой, ни регулятивным идеалом, всегда определяя функционирование универсального в виде «не-целого», лакановского «не-Всего».[238]Как подчеркивает Лаклау в Эмансипациях,[239] никакое партикулярное не может оккупировать место универсального как пустого означающего в условиях онтологического антагонизма политического, когда в ситуации гегемонной борьбы ни один из партикулярных «ложных претендентов» (в терминах Делёза) не может гарантировано занять место универсального: ни партикулярное, ни универсальное на являются завершенными, так как универсальное всегда содержит измерение партикулярного и наоборот. Однако участники протестной акции идентифицировали означающее «Украина без Кучмы» именно как такой тип партикулярного, который должен получить статус универсального (посредством ликвидации «преступного режима» «национальных коммунистов») и обеспечить в результате терапевтическую символизацию постсоветских социальных дислокаций.

Требование революции (акция «Восстань, Украина!» и «Оранжевая революция»)

До тех пор, пока требования активистов микстуры дискурсов национализма и либерализма функционировали в терминах логики универсального, понимаемого как процесс символизации социальных дислокаций (в частности, с помощью символического имени «Кучмы»), оппозиции не удавалось максимизировать аффективное измерение политического и построить широкую цепочку эквивалентностей, достаточную для свержения власти «национальных коммунистов». Поэтому даже после проведения акции «Украина без Кучмы» на парламентских выборах 2002 года партии власти удалось получить парламентское большинство, сформировав блок Единая Украина, возглавляемый главой администрации Кучмы В. Литвином.

Ситуация в гегемонной борьбе изменилась после того, как в ходе следующей антикучмовской акции «Восстань Украина!» политические требования оппозиции были сформулированы в терминах универсального как имени «отсутствующей полноты сообщества» или «несимволизируемого разрыва»,[240] позволившего обеспечить эффект радикального инвестирования дислокаций в пустые означающие нового политического дискурса. Поворотным моментом в гегемонной борьбе двух националистических дискурсов стала артикуляция популистского требования революции, которое, дополненное означающими «свобода» и «европейский выбор», обеспечило перевод политической мобилизации микстуры дискурсов национализма и либерализма на новый уровень и итоговую победу майданных революций. Как сформулировал один из организаторов анти-кучмовских акций Владимир Черемис:

В Украине не политический кризис, в Украине революция. И революция началась еще 15 декабря 2000 года, когда несколько человек вышли на майдан Незалежности и начали акцию «Украина без Кучмы!» и потом появились на улицах 10, 20, 30 тысяч людей. Сегодня – это второй этап революции.[241]

В результате решающий удар по гегемонии дискурса «национальных коммунистов» был нанесен, когда, по определению Черемиса, революция «поселилась в душах людей» и в Украине, также как до этого в Грузии, началась массовая политическая мобилизация, получившая название «цветных революций»:

«Украина без Кучмы» и «Грузия без Шеварнадзе» стали первыми этапами демократических революций в своих странах. В 2001 -м году, по мнению Черемиса, демократическая революция не пришла в социальную действительность, но поселилась в душах людей. Тогда мы знали, что, несмотря на то, что демонстрации закончились, РЕВОЛЮЦИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ.[242]

Как утверждала бывшая комсомольская и партийная активистка Оксана Забужко в своем обращении к западным интеллектуалам во время «Оранжевой революции», украинцам до сих пор не удавалось освободиться от «совка», потому что в Украине после получения независимости не было «настоящей революции»:

Но тогда, в 1991 году, как показали прошедшие 13 лет, мы праздновали преждевременно. Без смены политической элиты и с крошечными зачатками гражданского общества, без – почему бы не сказать прямо – настоящей революции [курсив наш. -И.Ж., С.Ж], Украина вскоре начала скатываться назад, в сумерки советчины.[243]

Таким образом, «настоящая революция» понимается в дискурсе украинских органических интеллектуалов, во-первых, как объект радикального инвестирования аффективного измерения политического в форме желаний, страстей и фантазий (в частности, страсти «освобождения от советчины») и, во-вторых, не как смена