как люди сами стали раздавать цветы спецназовцам, и сказали «Тарас, нужны цветы!». А я им ответил, что это уже сделано. То есть даже умы яйцеголовых [курсив наш. – И.Ж., С.Ж.] не успевали за народным творчеством. Представьте себе, что те ребята и девчонки пели и танцевали перед омоновцами пять суток. Пять суток этот спецназ смотрел им глаза в глаза.[259]

И в результате максимально широкая цепочка эквивалентностей и наиболее успешная массовая политическая мобилизация майданных революций состоялась как инклюзивный эгалитарный проект, который был организован в духе идей «небиологического» родства» и «экосексуальности» как «отношений между объектами как гражданами», основанный не на агитации, которая может выглядеть как принуждение, навязываемое сверху, а как реализованная «Богиней революции» киборг-феминистская политическая практика толерантности, открытого отношения к другому и взаимной заботы «веселых и дружелюбных людей».

Сегодня в обострившейся гегемонной борьбе внутри микстуры дискурсов национализма и либерализма в Украине все более популярным оказывается проект альтернативной, эксклюзивной или так называемой секьюритарной мобилизации (термин Джудит Батлер), которая, устанавливает базисное неравенство субъектов по критерию уязвимости/хрупкости, производя определенных субъектов в качестве уязвимых и хрупких, а других – нет и в результате легитимирует применение государственного насилия с целью обеспечить максимум хрупкости для одних и минимизировать хрупкость для других.[260] Этот мобилизационный проект, делающий ставку на политики жесткой внутренней сегрегации, оправдываемой тем, что «Украине, – как формулирует Петр Порошенко, – предстоит тяжелая борьба не только с внешним врагом, но и с внутренним», позиционирует себя как сильный и эффективный проект, маркируя проект инклюзивной мобилизации как неэффективный, уязвимый и нежизнеспособный.

Но разве пример киборг-богини майданных революций Юлии Тимошенко не свидетельствует об обратном? Все её политические противники и враги – уже давно политические трупы или почти, в терминах Лакана, «живые мертвецы», тогда как её техно-органическая гибридность и киборг-трансформизм обеспечивает ей политическое бессмертие и неуничтожимость. Как показывает опыт украинских майданных революций, всеобщая массовая мобилизация возможна только на основе инклюзивных стратегий киборг-феминизма и киборг-национализма, который представляет собой такой политический дискурс и практики, которые по определению нельзя победить, поскольку они действуют в нескольких измерениях одновременно, становясь, по определению Харауэй, фигурой «транс» по отношению к своему происхождению, игнорируя свои основополагающие идентичности, обманывая любые антропологические ожидания,[261] что и демонстрирует вновь и вновь киборг-богиня украинских майданных революций Юлия Тимошенко.

Глава 5

«Могут ли угнетенные … ?», или украинский постколониализм между Ж.-П. Сартром и Ф. Фаноном *

Показательно, что логика украинского постсоветского постколониализма как проекта деколонизации через культуру совпала с политической практикой «народного президента» Виктора Ющенко (2005 – 2010 гг.), который, в отличие от предыдущего украинского президента – «хозяйственника», «красного директора» Леонида Кучмы – считал, что не экономические реформы, а развитие национальной культуры, формирующее осознание своей непричастности советскому тоталитаризму, «помогает постсоветским государствам поднимать экономику».[262] В качестве позитивного примера такого экономического развития В. Ющенко приводил опыт Польши, Литвы, Венгрии, Восточной Германии, Латвии и Эстонии, которые, по его мнению, 1) провели соответствующие научные исследования, 2) сняли соответствующие документальные и художественные фильмы и 3) создали «музеи тоталитаризма» – «И – чудо! Сегодня в них неплохо (хотя и не идеально) функционируют экономика, образование, культура».[263] Поэтому Ющенко, бывший в советское время не только членом КПСС до её роспуска, служившим в войсках КГБ СССР (1975-1977 гг.), но и выпускником факультета идеологических кадров Университета марксизма-ленинизма, получившим красный диплом пропагандиста,[264] стал использовать свою пропагандистскую квалификацию в области идеологии и риторик советского марксизма, равной которой, как известно, не было во всем мире, на благо новому украинскому национализму. Свою миссию президента Ющенко видел в том, чтобы открывать музеи тоталитаризма, музеи Голодомора, украинского искусства (особенно, как уже было сказано, трипольской культуры), устанавливать памятники запорожским козакам, а также проводить культурные политики, направленные на запрещение ретрансляции в Украине российских/ империалистических телевизионных каналов, на закрытие украинских телевизионных программ, подчеркивающих интернациональную связь украинской культуры с другими и т.д. и т.п., в то время как экономические вопросы должны были, по его мнению, решаться на уровне правительства и премьер-министра (т.е. биологической политической женщины – «пули», «киборг-богини» майданных революций Ю. Тимошенко), так как «цены на газ, – по словам В. Ющенко, – это не тема президентов».[265]

Итак, культурный проект «десоветизации» Ющенко совпал с проектом «интеллектуальной деколонизации»,[266] или «украинской реконкисты» средствами «магии текстов»,[267] разрабатываемым украинскими интеллектуалами как «постколониальный проект», начиная с конца 90-ых. Главная задача этого постколониального проекта – ликвидация в Украине «российского имперского дискурса», осуществляющегося «ценой коллаборационизма определенной части национальных элит»[268], как сформулировала бывшая член КПСС вплоть до её роспуска знаменитая украинская писательница и поэтесса Оксана Забужко. Или, следуя логике политического проекта, начатого Ющенко – помочь украинцам средствами культуры осознать, что вина и ответственность за советский тоталитаризм лежит не на них. И не на новых популистских лидерах нации, являющихся представителями советской партийной номенклатуры.

Однако, не смотря на идеологическое совпадение этих двух проектов, между ними имеется существенное различие: если Виктор Ющенко в области культуры консервативно ориентирован на возрождение украинских народно-демократических традиций (украинский селянский быт, народное творчество, пчеловодство, традиционный патриархат и т.п.), постсоветский украинский постколониалиализм более радикален. С помощью известной в психоанализе технологии «исторической амнезии»[269] представители украинского постколониализма формулируют радикально иную политическую задачу текущей национальной политики и культуры – а именно, в терминах О.Забужко и Н.Зборовской открыть «тайный код» украинской культуры как код «аристократичности», или «шляхетности» -«лыцарства» или «украинского аристократического панства»,[270]направленного против 1) досоветского стиля народного бытописательства Панаса Мырного и Нечуя Левицкого или 2) советской украинской версии «стиля Сталин» позднего Павло Тычины и Максима Рыльского.

Тот факт, что «аристократизм» в украинском постсоветском постколониализме определяется как «духовно-кровный»[271] (курсив наш. – И.Ж., С. Ж), то есть биологический, а не просто духовный вынуждает претендентов на принадлежность к новому национальному «коду» совершать дополнительные усилия по подтверждению своего «шляхетного» статуса на уровне родословной и формировать наряду с новой воображаемой аристократически-«шляхетной» историей Украины также и свою личную новую воображаемую альтернативную «шляхетную» биографию (поэтому В.Ющенко, родившийся в селе Хоружевка Недригайловского района Сумской области и строивший успешную советскую карьеру в качестве члена КПСС, был вынужден с помощью директора Центра генеалогических и геральдических исследований Института истории Украины НАНУ историка Виктора Томазова доказывать единственный признак собственной «щляхетности» – тот факт, что его предки были козацкого происхождения). С другой стороны, новое националистическое «панское» дистанцирование от вида homosovieticus вынуждает претендентов и претенденток на «шляхетность» к политикам