Должен откровенно признаться, что ничего похожего в тональности или стилистике в опубликованных при сталинской жизни его сочинениях не было. В 1960-е годы — почти два месяца болел тяжелым воспалением легких и, оказавшись на постельном режиме, как-то взял дома с полки первый том 35-томного собрания сочинений Ленина, оставшегося мне от отца. С немалым трудом, спотыкаясь на дурном стиле, корявых выражениях и порой нескрываемом раздражении автора, я одолел его. На втором томе я уже приспособился к ленинскому языку и его постоянных уходах от обсуждаемых тем, к третьему тому я втянулся в чтение и затем не мог оторваться, так было интересно следить за развитием мыслей этого нетерпимого ко всему, что противоречило его "предначертаниям", человека. Том за томом я прочел всё собрание сочинений.

Потом я приступил к тринадцатитомнику Сталина и неожиданно для себя убедился, что то ли он сам, то ли работавшие над его трудами составители и редакторы подчистили тексты, придали им изящество, легкость, логичность и строгую последовательность. Я поймал себя на мысли, что Сталин и слогом владел лучше Ленина, и думал интереснее, и умел себя подать в лучшем виде при многочисленных встречах с западными литераторами и журналистами.

И вдруг из записей Митина выглянуло иное лицо товарища Сталина — настоящего главаря преступной шайки, пахана, который и говорит языком уголовника, и думает именно как пахан. Конечно, он беседовал с такими же склонными к уголовщине людьми, которые отлично понимали его, а он, видя это, отвечал раскрепощенно, не тушуясь и не прикрывая нейтральными фразами злобу и раздражение. Своих собеседников он не стеснялся. Секретарь Краснопресненского райкома партии М. Н. Рютин, ставший одним из самых решительных критиков Сталина и потому безжалостно истребленный им, так охарактеризовал собеседников Сталина: "В настоящее время (Рютин писал это в начале 1930-х годов) на теоретическом фронте подвизается всё, что есть в партии самого недобросовестного, бесчестного. Здесь работает настоящая шайка карьеристов и блюдолизов (Митин, Юдин, Ральцевич, Кольман и пр.), которые в теоретическом услужении Сталину показали себя подлинными проститутками" (3). Позже он добавил: "Митины, Ральцевичи, Юдины, Кольманы и Ко [это люди], занимающиеся проституированием ленинизма на теоретическом фронте".

Сталин начал беседу с оценки подготовленных Митиным и его дружками предложений, сказав следующее: "Все, что тут у вас написано, правильно, только не все сказано. В критической части можно гораздо больше сказать. Оценка тут у вас дана правильная, только мягкая, недостаточная". Он призвал перейти к наступательно-агрессивному тону. Наиболее часто в напутствиях митинцам Сталин использовал слово "бить". Не убеждать, не критиковать, не аргументировать свои доводы, а бить оппонентов: "Если у вас силы имеются — бить надо", такими были его начальные наказы.

Записывая поручения и объяснения Сталина, Митин отметил, какие методы тот приказывает использовать в теоретической борьбе с политическими оппонентами (никакого даже отдаленного сходства с методами академической полемики в предлагаемых приемах не было):

Эта тирада прекрасно показывает, до какой степени был криминализован Сталин, какой гангстерский язык и методы он использовал без малейшего стыда.

Он требует квалифицицировать Деборина и солидарных с ним во взглядах ученых как "меньшевиствующих идеалистов". Этим политически заостренным штампом, несущим в себе самом осуждение, следовало отныне заменить академические термины "философский формализм" или "формальная философия". Он сообщил участникам встречи (еще не оперившимся "птенцам" сталинского философского племени, ничего пока в науке не сделавшим), что с этого дня они будут введены в редакционный совет журнала "Под знаменем марксизма", где заменят Деборина и деборинцев, причем им будут переданы полномочия выступать непосредственно от имени ЦК партии: "Вот вы и будете представителями ЦК в редколлегии журнала" — говорит он. С первых минут он требует от них начать в журнале политическую кампанию обвинений Бухарина — человека, который так много помог ему в жизни, который считал его другом и кого он сам многократно называл другом:

Он указывает также на Г. В. Плеханова и тех философов и политиков, взгляды которых якобы близки Бухарину, и даже на Энгельса ("Не беда, если, например, в этой работе кое где заденем Энгельса", — поучает он).

Участники встречи, понимая, что от Сталина надо получить вразумительный ответ на вопрос о том, с кем же, в первую очередь, из противоборствующих лагерей в советской философии им надлежит вступить в дискуссию, задают вопрос: "Являются ли механисты главной опасностью на данном этапе?" Ответ Сталина вполне для него характерен: он же не зря объявил войну на два фронта. Поэтому он приказывает вести борьбу с представителями обоих лагерей — как механистов (за ними стоит тот, кого он теперь считает главным политическим врагом — Бухарин), так и диалектиков, которые не согласились выдвинуть его в число своих лидеров:

Сталин неоднократно возвращается к имени Деборина и повторяет задачу снова и снова: