он, увидев, как сжал губы Джеральд. – Я не безумец. Вы видели – я действительно могу дать людям вечную молодость. Но! Я не могу дать это всем. По крайней мере, сразу. У нас нет таких ресурсов, нет обезьян, нет хирургов, нет денег. Пройдут десятилетия, пока мы сможем поставить это на поток. Если вообще сможем. Не хочу хвастать, но я – уникальный хирург, и, увы, никто в мире, даже мои ученики, не добился таких же результатов.

Саре показалось, что Воронов произнес это не без торжества.

– Так что пока бессмертие достанется лишь избранным.

– Приглашаете нас в избранные? – грубовато спросил Джеральд. Идеи профессора все больше казались ему дикими.

– Нет! То есть… Я не в том смысле, – смутился на секунду Воронов. – Я хочу, чтобы вы как раз их выбирали. Золотой фонд человечества. Я навел о вас справки. У вас обоих есть уникальный дар. Вы привлекаете к себе таланты. Представьте, сколько романов напишут Фицджеральд и Хемингуэй, сколько картин напишут Шагал и Модильяни, сколько прекрасной музыки создадут Коул и Стравинский, если мы дадим им долгую жизнь на пике формы!

– Вы хотите, чтобы мы привели их к вам как клиентов? – прищурился Джеральд: то ли от бьющего в глаза сквозь листву солнца, то ли от наглости такого предложения.

– Да боже упаси! Вы все неправильно понимаете! – вскипел Серж. – Я не нуждаюсь в новых пациентах, не успеваю принимать старых. Я говорю о другом. О селекции человечества. Мне надоело омолаживать тупых толстосумов и негодяев-политиков. Я решил создать небольшой фонд, или «Клуб Бессмертных», куда вас приглашаю. Его правление будет выбирать, кто из ныне живущих достоин вечной молодости. И если надо, субсидировать операции. Я ученый. Плохо в этом разбираюсь. Не хочу решать такой важный вопрос в одиночку. Вот, например: джаз. Шум, грохот, какофония, а люди от него сходят с ума. Как думаете, саксофонисты достойны вечной жизни?

Он доверчиво заглянул Джеральду в глаза.

Сара и Джеральд ошеломленно молчали. Воронов, неправильно истолковав их реакцию, быстро добавил:

– Разумеется, члены клуба, когда им это потребуется, смогут рассчитывать на операции вне очереди.

– А вам не кажется все это… аморальным? – Джеральд рассматривал Воронова с растущим интересом. – Получается, вы, небольшим кружком, будете выбирать, кто достоин жить, а кто умереть? Все-таки это прерогатива бога.

– Ну, если уж вы хотите поговорить о божьем промысле… – усмехнулся Воронов. – Для чего-то же бог дал мне совершить это открытие? Провести эксперименты? Может быть, он устал все делать сам и хочет, чтобы мы ему помогли? Согласитесь, глупо тратить его бесценный дар только на богатых идиотов. Видели моего пациента? Это основной контингент. Есть деньги, нет ума. А если все человечество станет таким? Я много об этом думал. Теперь подумайте и вы.

– Скажите, а другие члены клуба у вас уже есть? – осторожно спросила Сара.

– Разумеется. Но я не могу их вам назвать, пока не дадите согласие. Вы ведь, если примете предложение, тоже захотите конфиденциальности. В любом случае, – Воронов опять любезно улыбнулся, как в начале их встречи. – Сейчас я угощу вас обедом. У меня прекрасный повар. Завтра вечером я уезжаю в Москву, к очень влиятельному пациенту. Вернусь через две недели. Надеюсь, этого времени на раздумья вам хватит? И еще, – Воронов перевел на Сару мудрый древнееврейский взгляд, – эту часть беседы я попрошу сохранить в тайне. Тут замешаны очень серьезные люди. Поверьте, так будет лучше для всех…

* * *

Мэрфи возвращались домой молча. Это было самое странное предложение, которое они получали за всю свою жизнь.

Только у самой виллы Джеральд серьезно сказал:

– Ты знаешь, я опасаюсь за нашу репутацию.

– Да? Почему? – повернулась к нему Сара. – Мы же еще не согласились.

– Не в этом дело. Наш дом был самым экстравагантным на всем побережье. Боюсь, профессор Воронов нас переплюнул.

Неожиданный визит

Утром в кабинет Воронова постучали. Он с неудовольствием отставил саквояж, в который укладывал коробочку со скальпелями. В дверь просунулась голова Анри. Его розовощекое лицо было испугано – обычно он не позволял себе тревожить профессора. Но тут выпалил скороговоркой:

– Извините… Там девушка… Очень настаивает на встрече.

– Какая девушка? – удивился профессор. Обычно его атаковали пожилые дамы.

– Дочь одной вашей пациентки.

– О господи! – Воронов закатил глаза. Дети пациентов – самые скандальные посетители. Они уже рассчитывали вот-вот получить наследство. Как вдруг омолодившиеся отцы не только раздумывали умирать, но и разрушали семейные гнезда. У Воронова уже были случаи, когда, превратившиеся в секс-гигантов, старички, бросив надоевших супруг, женились на молоденьких. А у нескольких пар, к ужасу прежних наследников, даже родились новые дети.

– Зачем ты ее пустил? Пусть записывается на прием, как все.

– Но она плачет… – Анри покраснел.

«Боже, все-таки он совершенно не годен для роли администратора, – подумал Воронов. – Надо убирать его со встречи гостей. Пусть сидит в лаборатории». А вслух пробурчал:

– Хорошо. Где она?

– Тут! – оглянулся Анри и кивнул кому-то у себя за спиной.

Деваться было некуда.

– Пусть заходит.

Изящная, миниатюрная девушка просочилась в кабинет и уставилась на него глазами-незабудками.

Воронов был не дурак по женской части. После смерти второй жены он решил, что должен попробовать все то, к чему так стремились его пациенты. Слухи про его многочисленных любовниц и небывалые вечеринки бродили в компаниях Лазурки, как молодое вино.

Поэтому девушку Воронов оглядел глазом знатока. Отметил: хрупкая веточка, нежный стебелек. А глаза насмешливые. Интересная. Но не его контингент.

– Что вам угодно? – спросил холодно.

– Я хочу поговорить с вами о своей матери. Это маркиза…

– Я такую не оперировал, – нахмурился Воронов. И тут вспомнил: – А! Да! Она приходила ко мне на консультацию. Договорилась об операции. А потом не явилась.

– У нее нет денег, – пояснила девушка.

– Ничем помочь не могу. – Воронов с интересом поглядел на посетительницу. Он первый раз видел дочь, которая просит омолодить ее мать.

Но он ошибся.

– Ради вашей операции она хочет продать единственное наследие семьи. Очень редкие драгоценности. Это все, что у нас есть.

Воронову было неинтересно. Его пациенты частенько продавали что-нибудь ценное, чтобы омолодиться. Он взял себе за правило – не снижать цену, но и не интересоваться, откуда у клиентов деньги.

– Я тут ни при чем, – сухо сказал он.

– Понимаете, это не просто украшения. Они принадлежали французской короне. И среди них очень редкий бриллиант. Единственный в своем роде. Никто не знает, что он хранится в нашей семье. А с вами я так откровенна, потому что мне не к кому больше обратиться. Мать