«Когда у вас есть всего сто лет чтобы жить».

Я понял, что медсестра обтирает меня губкой.

– Что вы делаете? – спросил я.

– Вы знаете, где находитесь? – ответила она вопросом на вопрос.

– Судя по всему, в больнице. Как мне отсюда выбраться?

У меня было сильное сотрясение мозга, точнее, острая субдуральная гематома, и обе стороны моего мозга были заполнены кровью. Я не мог пошевелить левой рукой и ничего не чувствовал от шеи вниз. Я сломал лопатку, порвал нервные корешки, сломал позвонки C2, C3, C5, C6, и T1[44], и размозжил плечевое сплетение, или сеть нервов, которые начинаются на шее и разветвляются, образуя другие нервы, управляющие верхними конечностями. Я раздавил его, как головку чеснока.

… … … … … … … … … … … … …

Я утешился одной мыслью. Когда Эрик был в больнице, я заключил сделку с Богом, что он может забрать мою жизнь, чтобы спасти Эрика. Если этот результат был частью той сделки, я бы снова согласился на нее.

… … … … … … … … … … … … …

Медики, которые доставили меня на вертолете, сказали, что, когда они пытались держать мои дыхательные пути открытыми, они чувствовали, что лед и снег набились мне в спину. Возможно, это заморозило мой спинной мозг, который в противном случае был бы разорван и оставил бы меня парализованным на все четыре конечности или мертвым.

По опыту Эрика я знал, как опасно находиться в больнице. Доктор сказал, что мне нужно встать на ноги прежде, чем я смогу уйти. «Хорошо», – сказал я. Я был готов к бою и снова начал ходить, и через пять дней меня выписали.

Я все еще не мог пошевелить левой рукой, но врачи считали, что она восстановится сама по себе. Мне нужна была только правильная физиотерапия, чтобы все снова заработало.

Я всегда был фанатиком тренировок и, начиная с двадцати двух лет, записывал свои тренировки в блокноты. Каждый скоростной спринт, каждое отжимание, каждый жим лежа. После колледжа физическая активность была противоядием от сидячей работы, но в ней было нечто большее, чем просто оставаться здоровым. Я был эндорфиновым наркоманом. Быстрое катание на лыжах, интенсивный бег, походы на вершину – все это было связано с возбуждением от того, что я доведу себя до абсолютного предела, почувствую прилив адреналина, а затем расслаблюсь. Я начал делать упражнения «сила десяти», в которых вы поднимаете веса на счет десять, как можно медленнее, в попытке нарастить мышечную массу. Я разработал сезонные программы, в которых я должен был провести осень, наращивая массу тела, зиму, увеличивая свою силу, весну, сокращая свой вес, а затем к лету выглядеть, как Адонис. Пищевые добавки улучшали мое телосложение. Во мне было шесть футов один дюйм[45], сто восемьдесят пять фунтов[46], восемь процентов жира, и с годами мой режим оставался последовательным и неумолимым. Моя последняя записанная тренировка была 17 февраля 2004 года. Мне было сорок семь лет.

Моя подготовка помогла пережить лыжные травмы и была тем фактором, благодаря которому мои кости восстановились. Я был уверен, что справлюсь с любой реабилитацией, и в первый месяц я работал с физиотерапевтом, надевая шейный фиксирующий воротник и принимая легкие обезболивающие. Я был уверен, что восстановлю силы и выносливость, и через пять недель после травмы вернулся к работе. Я чувствовал, что должен вернуться в строй и что это поможет моему физическому выздоровлению. «Этна» дала мне стул с шейным ремнем и компьютер с клавиатурой для одной руки.

Но я был не в том состоянии, чтобы возвращаться. Все еще страдая от последствий сотрясения мозга, я сидел на собраниях, но толком не слышал, что говорят люди. Это был просто шум, как тот звук МВА-МВА-МВА, который взрослые издают в специальных телевизионных программах Чарли Брауна. Во многих отношениях я был едва работоспособен. Мне нужна была помощь, чтобы надеть часы, браслет или застегнуть рубашку. Мои рубашки пришлось разрезать вдоль рукава, чтобы я мог их надеть, и после того, как я их натягивал, скреплял рукав липучкой.

Снежным днем в конце апреля я должен был выступить на конференции инвесторов в отеле Pierre в Нью-Йорке. Я поднялся на сцену в шейном фиксирующем воротнике и с тростью. Я справился с этим, но не вызвал большого доверия среди акционеров. Мое тело было деревянным, шея – скрюченной. Моя речь не была запоминающейся.

Я долго не мог заснуть вечерами. Однажды я вскочил с кровати посреди ночи. Ощущение было такое, будто кто-то поджег мою левую руку – это была нейропатическая жгучая боль от левого уха до кончиков пальцев.

Я заорал во всю глотку.

Я ходил к неврологам и нейрохирургам. Мне сделали компьютерную томографию, уколы и исследования нервов, от которых моя рука буквально взорвалась электричеством. Врачи пришли к выводу, что нервный корешок от седьмого шейного позвонка оказался оторван от спинного мозга, и поэтому рука будет атрофироваться все сильнее и никогда больше не сможет функционировать.

– Но что делать с болью? – спрашивал я.

Ответом были обезболивающие, множество обезболивающих. Мне назначили Нейронтин[47] (3000 мг в сутки) и Кеппра[48] (1500 мг в сутки). Они давали мне Викодин[49] (каждые четыре часа) и ОксиКонтин[50] (каждые восемь часов). Они приклеили пластыри с фентанилом[51] к каждой ягодице и, для пущей убедительности, дали мне Дилаудид[52] от «прорывной боли». (Перевод: когда все остальное не работает, вам дают Дилаудид.) Со временем у меня в домашнем сейфе будет столько ОксиКонтина, что это будет почти преступлением.

… … … … … … … … … … … … …

Нетрудно понять, почему у нас эпидемия опиатной зависимости. Опиаты прописывают как конфеты.

… … … … … … … … … … … … …

Я все еще испытывал боль, но мне было уже все равно – я был под кайфом. Неэффективность лекарств, вероятно, была хорошей вещью. Если бы они сработали,