— Как же ж?.. — промямлил Сёмка, понимая, что ожидаемых денег он теперь не получит. — Что же ж?..

— Значит, это ты с ним того коллекционера почистил? — спросил Прохор.

Сёмка инстинктивно хотел все отрицать, но Прохор цыкнул языком.

— Да я все знаю, не тушуйся, парень. Николай твой должен был процент отдать за наводочку. Так что его не один ты искал. Только я нашел раньше.

— Ты, что ли, его на дом тот навел, дядя? — спросил Сёмка удивленно.

— А тебе какое дело?

— Эх! — всхлипнул Рубчик. — Думал, погуляю! А теперь без гроша в кармане.

Он загрустил и уронил голову на кулаки.

— Ничо, — прогудел Прохор. — Ты мне только расскажи, где твой товарищ слам ныкал? Вы же добра, небось, много взяли?

— Много! — пьяно кивнул Сёмка. — В Марьину Рощу свезли на хату к его хозяйке.

— Может, оно там?

Рубчик помотал головой.

— Не знаю. Он мне сказал, что придет к пруду уже с выручкой. А если его зарезали, так, наверное, и товар весь забрали.

Прохор почесал шишки на своем лысом черепе.

— Может, оно и так. Адресок все равно скажи, я наведаюсь, проверю.

— А если найдете? Мою долю отдадите?

Прохор зло усмехнулся:

— А как же! Мы — люди честные. Приходи завтра на Сухаревку. Спроси там у любого в антикварном ряду, как найти Маркела Антоновича, все ему расскажи. А приглянешься Маркелу Антоновичу — считай, повезло тебе. Он тебя в дело возьмет, и горя знать не будешь. А теперь ступай, ты мне тут мешаешь.

Маша лежала на мягкой перине с закрытыми глазами и прислушивалась. В доме было тихо, только где-то далеко на кухне стучала ножом толстая кухарка да за окном иногда слышался приглушенный грохот колес по мостовой.

Маша плохо помнила, как ее привели в эту комнату, помогли раздеться и уложили на кровать. Она уснула моментально, без снов, как будто умерла. «И, наверное, лучше, если бы умерла», — подумала она, вспоминая последние подробности вчерашнего разговора на кухне. Из огня да в полымя! Дмитрий Ильич оказался не спасителем, а настоящим сутенером — продал ее в публичный дом «за процентик»!

Ей хотелось заплакать, но слез почему-то не было. Ведь пока ничего плохого с ней не случилось, думала Маша. А даст бог и не случится. Ведь убереглась же она от Рака в его подвале. Но тут она вспомнила Сёмку, свою комнату на втором этаже и все, что там случилось…

Кто-то открыл дверь и вошел. Маша повернула голову.

— Проснулась? — спросила девушка в одной длинной сорочке, с босыми ногами и нечесаными русыми волосами. Маша с трудом узнала в ней ту, которая вчера ночью отвела ее в эту комнату.

Отвечать не хотелось. Девушка подошла, запросто села на ее постель и потянулась.

— Тебя как звать?

— Маша.

— А меня Нюра.

Маша удивилась:

— А разве не Мадлен?

Девушка хохотнула.

— Мадлен — это для них. — Она небрежно махнула рукой куда-то в сторону. — А для своих — Нюра. А еще у нас тут Инезильда, Сафо и Адель. Любка, Верка и Олька то есть. А еще Дуняша. Вот она и точно — Дуняша. А ты, значит, Маша.

— Да.

Нюра-Мадлен почесала над правой грудью и широко зевнула.

— Вчера Петровна велела тебя подучить. Так тут все просто. Как гости приедут, ты сядь пока в сторонке и смотри на нас. Перенимай. Главное — стрясти побольше денег. Вот и вся наука. Поняла, что ли?

Маша пожала плечами.

— Вот это, — Нюрка обвела комнату рукой, — седьмой нумер. Тут и будешь работать. Таз под кроватью, полотенца там. — Она указала на старый шкаф, стоявший в дальнем углу. — Бак с водой в конце коридора.

— Зачем? — спросила Маша.

— Как зачем? — удивилась Нюрка. — Подмываться. После клиента это обязательное дело. Петровна сама следит, чтобы мы ходили чистыми. Здесь с этим строго.

Вдруг в голову ей пришла поразительная мысль.

— Ты что? — громко спросила она. — Впервые?

Маша вздохнула. А Нюрка сказала неожиданно мягко и заботливо:

— Ты, Машка, главное, не бойся ничего. Мы тут все когда-то начинали. Ничего. Поначалу непривычно, а потом… Тебя кто привел к Петровне? Или ты сама?

— Усатый, — зло ответила Маша.

— А, Дмитрий Ильич! Ну, он человек хороший, зря не обидит.

— Хороший! — повторила Маша с горечью.

— Хороший, — кивнула Нюрка. — Тут главное приглядеться к человеку.

— За «процентик» — разве хороший? — спросила Маша, строго глядя на девушку.

Та беззаботно пожала плечами.

— А тебе-то что? Ведь и тебе процентик пойдет с каждого гостя. Он так живет. И мы так живем. И Петровна — каждый имеет свой процентик. Кто меньше, а кто больше.

— Но ведь это?..

Маша хотела сказать «стыдно», но промолчала. То, что сделал с ней молодой Сёмка в доме дяди, — было не менее стыдно. Ей ли винить Нюрку, которая, видимо, совершенно не воспринимала свое существование в доме Ирины Петровны как нечто постыдное.

— Стало быть, и билета у тебя нет? — спросила Нюрка.

— Какого?

— «Желтого», для работы?

— Дмитрий Ильич…

— А! Обещался достать? Это он может! — кивнула девушка. — Он и с полицией дружит. Очень достойный мужчина. Значит, вечером праздновать будем!

— Праздновать? — спросила Маша.

— Конечно! Нашего полку прибыло! — Нюра помолчала. — Да… кстати, — продолжила она, не глядя на Машу, а как будто изучая бордовые полосатые обои нумера. — Это уж традиция такая. В общем, когда Дмитрий Ильич тебе билетик отдаст, веди его сюда.

— Зачем?

Нюрка посмотрела на Машу и прыснула.

— Затем! Ты что, глупая, что ли? Не понимаешь? Ладно, одевайся, пошли на кухню завтракать, — бодро сказала Нюрка, слезая с кровати. — Кормят тут от пуза. Давай, давай, нечего разлеживаться, еще успеешь всю спину себе на этой перине отлежать!

Но Маша натянула на лицо одеяло и неудержимо зарыдала.

На улице Сёмка быстро замерз, несмотря на выпитую водку. Ему хотелось еще, но денег было кот наплакал. Он вернулся на чердак и лег спать, натянув сверху все тряпье, каким укрывался, но скоро проснулся от голода. Слушая, как голуби стучат лапками по крыше, Сёмка жался спиной к едва теплой печной трубе и непроизвольно морщился — такое с ним случалось в дурном настроении и от желания есть. И тут же мысли его привычно повернули к Ольке, девчонке, которую он год назад сманил из прачек в Замоскворечье обещанием вольной и сытой жизни, а потом, попользовавшись, продал в «веселый» дом в Козицком переулке. Так эта сучка неблагодарная теперь живет в чистоте и сытости, а от Сёмки нос воротит! А ведь если бы не он, она так бы и стирала хозяйские тряпки, не разгибая спины!