— И не забудьте, Ирина Петровна, — сказал он хозяйке. — Мой процентик. Я ведь, как вы знаете, только под процентик работаю.

— Знаю, знаю, — ответила Ирина Петровна. — А ты не забудь завтра съездить выправить ей билет. А то придут с проверкой, а у меня — безбилетная.

— Не сомневайтесь, — весело ответил усатый. — Будет вам билетик. Желтый, как осенний листик! — И он засмеялся.

Сёмка Рубчик все утро прослонялся по берегам прудов, там, где Палиха пересекается со Старой Сущевской. Старший Надеждин выбрал хорошее место — вокруг густо росли кусты, в которых летом можно было наткнуться на спящих пьяниц или нищих, отдыхающих от промысла. Но теперь, по глубокой осени, здесь было пустынно — лучшее место, чтобы разделить деньги, вырученные за добычу. Ночь Сёмка провел на чердаке дома, который раньше делил с младшим Надеждиным. Спал он как убитый, а проснувшись, долго не вставал, вспоминал приключение с той девчонкой, дом, который они обчистили. Сёмка твердо решил вернуться, подкараулить девушку и затащить ее в уголок потемнее — теперь-то уж она ломаться не будет!

Бродя среди кустов, он снова начал вспоминать Машу, но очень скоро приятные мысли были вытеснены волнением — куда пропал старший Надеждин? Неужели он решил деньги оставить себе?

Сёмка не хотел идти в Марьину Рощу, искать там, потому как был должен старухе. Соображая, что ему теперь делать, где искать бритого, он распустил поясок штанов, спустил их и справил нужду тут же в кустах. Оправляя одежду, Рубчик решил: к старухе он пойдет в последнюю очередь. Не то чтобы он боялся этой тетки, просто она умела вцепиться как клещ и вытрясти всю душу. Поэтому поначалу Сёмка придумал пойти в кабак, где он однажды уже встречался с Надеждиным. Кабак этот местные промеж себя называли «Бутырский приют», потому как находился он за Долгоруковской улицей недалеко от Бутырского тюремного замка.

Денег у Сёмки осталось всего полтина с двугривенным. В кабаке он взял бутылку водки, рыжиков и кусок колбасы, от которой крепко пахло перцем и чесноком. Потом задержал полового и спросил про Надеждина. Половой просто пожал плечами.

— Да я не фараон! — с досадой сказал Сёмка. — Это товарищ мой. Встречались мы тут с ним. Позавчера.

Половой почесал голову.

— Может, Прохор Силантьевич знает? — ответил он. — Только он еще не пришел.

— Кто такой Прохор Силантьевич? — спросил Рубчик.

— Человек.

— Да я тебя не спрашиваю, человек он или конь, — вскипел Рубчик. — Что он за человек?

— Хороший человек, — ответил половой, нетерпеливо семеня около стола, желая поскорее уйти к другим посетителям. — Он из местных. Может помочь.

Сёмка отпустил полового и начал экономно пить, закусывая рыжиками и занюхивая колбасой. Народу в кабаке было немного. Пришли на обед трое надзирателей из Бутырки, заказали две пары чая и вчерашних щей. Потом надзиратели ушли, зато появились мужики — по виду пильщики с Лесного рынка, — все обсыпанные мелкой стружкой. Они сидели недолго. Рубчик осоловевшими глазами смотрел, как они ели кашу с грибами и пили чай. Люди приходили и уходили. Бутылка перед Рубчиком почти опустела. Он дожевывал колбасу, когда половой подошел и кивнул в угол. Там сидел человек, появление которого Сёмка пропустил. Он был похож на лавочника — в рубахе с жилетом, в хорошо начищенных сапогах с мягкими голенищами гармошкой. Бороду он стриг коротко, но вот голова его была совершенно лысой и шишковатой.

Сёмка кинул деньги на стол, поднялся и с трудом дошел до угла Прохора Силантьевича.

— Наше вам, — сказал он, падая на скамью напротив бородатого. Тот посмотрел неодобрительно и вытер рот тыльной стороной ладони. Перед ним стояла большая миска с пшенной кашей, густо сдобренной изюмом, чайник чая и стакан на маленьком блюдечке. Прохор Силантьевич не ответил на приветствие, продолжая молча глядеть на Сёмку. Тот почувствовал, как хмельная беззаботность сменяется тревогой.

— Простите, дядя, что беспокою, — сказал Сёмка с трудом ворочая языком после выпитой бутылки. — Ищу товарища своего. Может, вы что про него слыхали?

Тут подошел половой.

— Это я, Прохор Силантьевич, прислал его к вам, — тихо проговорил он. — Уж не обессудьте. Только вопросец у него занятный. Я ему ничего не сказал. Но подумал, вам интересно будет поглядеть на этого парня.

Сёмка в недоумении слушал полового.

— Не вовремя ты, — услышал он густой голос Прохора, обращавшегося к половому. — Сам знаешь. — Потом обернулся к Рубчику и спросил: — Кого ищешь?

— Надеждин. Николай… ну… бритый такой, — пояснил Сёмка.

— А, этот! — кивнул Прохор Силантьевич. — И зачем он тебе?

— Да так, — замялся Рубчик, не желая рассказывать про то, что он собирался получить с бритого долю. — Было дело одно… Причитается с него, то есть.

В кабак зашел еще один надзиратель и посмотрел, глядя в сторону Прохора Силантьевича, и замялся. Тот кивнул половому и указал на Сёмку.

— Ну, убери его пока.

Половой схватил Рубчика за рукав.

— Пойдем! Пойдем пока. После договоришь.

Он отвел его за прежний стол, усадил на скамью и, нагнувшись к самому уху, прошептал:

— Посиди пока тут. Да не смотри туда, не твое это дело.

Сёмка остался один. Бутылка уже опустела, всю закуску он тоже съел. Сидеть ему было скучно, так что Рубчик привалился спиной к стене, закинул ногу на ногу и закурил, кося глазом в угол, где Прохор Силантьевич о чем-то переговаривался с надзирателем. Тот сунул руку под стол, получил от лысого бородача какой-то сверток, а потом они снова долго перешептывались. Наконец надзиратель встал и ушел. Прохор Силантьевич посмотрел в сторону Сёмки и махнул рукой, мол, подходи.

Рубчик снова оказался за его столом.

— Подсматривал? — строго спросил Прохор.

— Нет, — соврал Сёмка.

— Вот то-то, малец, — усмехнулся мужик. — Держись правильных людей, тогда и в тюрьме тебе будет помощь и совет.

— Мне бы товарища моего сыскать, — снова завел Рубчик. — Причитается с него, дядя.

— Ничего тебе с него теперь не получить, — махнул рукой Прохор Силантьевич.

— Почему? — удивился Рубчик.

— Укрылся дерновым одеяльцем.

— Чем?

— Помер. Зарезали его на Лазаревском кладбище.

— Кто зарезал? — оторопел Рубчик.

— Уж, небось, кто-то вроде тебя, — мрачно ухмыльнулся Прохор Силантьевич.

Сёмка долго сидел молча, пытаясь привыкнуть к мысли о том, что с Надеждина теперь ему денег не получить.

— А точно ли зарезали? — спросил он наконец.

— Сходи на Божедомку, посмотри, может, его уже туда из части привезли.