Я начинаю успокаиваться, вспоминая, что произошло ранее. Кажется, я довольно неплохо поспала, раз осталось потерпеть всего какой-то час… Только вот непонятно с каких щелей вдруг рядом примостился Съер, и с чего его лапы так вольготно были расположены на моем теле…

– Если тебе интересно, то вечер у всех свободный. Ребята сейчас собрались у костра и рассказывают друг другу всякие истории. Митр, судя по всему, уже поведал парочку наших легенд из клана… Как очнешься, можем тоже сходить, послушать.

Повисает неловкое молчание, в котором как бы должен быть мой ответ. Но его нет – и Вик продолжает болтать, словно так и надо.

– Как удачно, что молчание на всех языках мира означает согласие. Кстати, еще Митр подсказал, как быстрее вернуть телу чувствительность – надо помассировать конечности, тогда яд сгонится быстрее. Ты как, не против?

Снова тишина, в ходе которой я мысленно ору, что пусть только попробует. Бесполезно – Вик уже довольно занимает сидячее положение, и я чувствую его руки на своих ногах.

О нет!

Только не это… Глупый оборотень, не смей лезть к моим ботинкам! Я же весь день в них проходила, а мои пальцы в мужских носках вряд ли выглядят хоть сколько-нибудь презентабельно…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но, кажется, Съера это мало волнует, потому что он спокойно развязывает шнуровку на моих ботинках, а следом, не говоря ни слова, стаскивает и носки. На секунду замирает – за которую я успеваю мысленно помолиться всем ведьмам и Прародительнице – а затем двумя горячими ладонями обхватывает мою стопу.

Ох. Черт. Возьми.

Какое блаженство.

Я бы даже застонала с первыми движениями его рук, если б могла произнести хоть что-то. Съер мягко скользит пальцами по косточкам и суставам, слегка надавливает, даря какие-то незнакомые, но томительно-чувственные ощущения, среди которых я теряюсь на время, не давая себе мыслить рассудительно.

Еще. О Прародительница, еще, пожалуйста, еще немного…

– Не знаю, о чем ты думаешь, ведьма, – неожиданно хрипло произносит Съер, не прекращая массаж ни на секунду, – но у тебя участился пульс, и покраснели щеки. И, раз уж мне самому пока позволено решать, что ты чувствуешь…

Он замолкает, затем неожиданно убирает руки, отчего я едва ли не испускаю разочарованный стон – а затем его губы шепчут у самого уха, вызывая столп мурашек во всем неподвижном теле.

– Пожалуйста. – Выдыхает Виктор, и я явственно чувствую в его голосе улыбку, – поблагодаришь потом.

Все, что угодно, только вернись к тому, что делал до этого! Потому что, кажется, оборотней с пеленок учат не только ставить палатки – но и доводить до совершенного сумасшествия массажем ног.

Когда массаж прекратился, а Съер куда-то поднялся, мои глаза сами собой распахнулись от неожиданности. С такого внезапного открытия я попыталась что-то сказать – но язык пока плохо ворочался в горле, и наружу вырвалось лишь мычание.

– О, Митр был прав – работает, – заулыбался Съер, склоняясь надо мной так, чтоб попасть в поле видимости, – пить хочешь? Моргни два раза.

Я моргаю ровно один, и держу глаза открытыми, чтоб ненароком не согласиться. Воды хотелось ужасно, и горло буквально саднило, но даже в таком состоянии мне казалось слабостью принять помощь от оборотня.

– М-да. Что-то у нас не меняется, – закатывает глаза Виктор, и через минуту подносит к моим губам кружку с водой, – пей уже, упертая.

Я с наслаждением по малюсенькому глоточку опустошаю кружку, и Съер удовлетворенно кивает, отставляя ее в сторону. Затем натягивает на меня носки, за что получает недовольный взгляд, и начинает растирать мои руки.

– Если предложу сходить поесть после того, как тело окончательно расшевелиться – тоже откажешься?

Усиленно и быстро моргаю два раза.

– Потому что чокнутая, да?

Один раз, и глазами – в сторону, зло сводя брови.

– Знаешь, я ведь запомнил, где тот куст с ягодами. И уже готов набрать с собой мешок…

Уголки моих губ против воли приподнимаются вверх, и я снова пробую шевелить языком, ощущая, как руки Виктора проглаживают каждый мой палец.

– Мне уже лучше, – выговариваю по буквам, взглядом указываю на его ладони, – можешь перестать.

– А если не хочу?

Мы смотрим друг на друга, одновременно сталкиваясь глазами. Он – уверенно и с вопросом, а я просто недоумевая, с чего вдруг такое поведение.

– В чем дело, Серый? Святым заделался, пока я была в отключке?

Говоря это, я уже вытягиваю свою руку из его ладоней, испытывая смешанные чувства – удовлетворение, что тело наконец меня слушается, и разочарование от потери тактильного контакта с Виктором.

Черт. Мне нужно держаться подальше от прикосновений с ним, а иначе я слишком остро на них реагирую. И как-то быстро к ним привыкаю.

– Знаешь, почему Сара столкнула тебя с тропинки? – вместо ответа задает неожиданный вопрос оборотень, и я удивленно пожимаю плечами, – из-за нашей ссоры. Она увидела. Что мы повздорили перед дорогой, и больше не разговариваем. Поэтому решила, что может снова напасть на тебя – мол, ты уже лишилась защитника.

С каждым словом лицо Виктора становится все мрачнее, а замолчав, он и вовсе отводит взгляд в стену. Я с трудом принимаю сидячее положение – и с наслаждением вытягиваю спину.

– И что с того? Я итак знала, что она хочет моей смерти еще после того случая, когда ты укусил меня. Ясное дело, она не может простить своего позора – вы, оборотни, крайне тяжело переживаете удары по своему самолюбию.

– А вы, ведьмы, кажется, вообще крайне тяжело переживаете общение с другими, – с рыком не сдерживается Виктор, и упирается тяжелым, серым взглядом в меня, – потому3 что любое твое слово другим студентам всегда заканчивается потасовкой! А последний раз, когда ты просто открыла рот – чуть сама себя не прикончила! И, черт возьми, могла бы хоть за одно спасение сказать «спасибо»!

– Я не просила.

– Клянусь Луной, в следующий раз и пальцем не пошевелю, пока сама не попросишь!

Я пожимаю плечами, хоть внутри и понимаю, как не права. Но моя вечная проблема – нежелание принимать от посторонних помощь, и какая-то непреодолимая гордость не дают признать это, и мало кто способен такое понять.