всем своим кагалом

Я в него переберусь».

Городок неблаговидный

Под названьем Секелаг

Анхус в дар отдал Давиду.

Уж какая здесь обида –

Слава Богу, не Гулаг.

Был ли царь масон идейный –

Не об этом разговор.

Прецедент мы здесь имеем –

За царями Иудеи

Этот город до сих пор.

(Разве что менял названья –

Вашингтон, Нью-Васюки,

Все назвать — как наказанье.

Мы ж приклеивать не станем

К Секелагу ярлыки.

Всякий раз меняя флаги,

Мы Отчизну не пропьём,

Но признаемся, варяги,

Разве мы не в Секелаге

На земле своей живём?)

Год и месяца четыре

В филистимской стороне

Жил Давид в согласье, в мире

Примаком в чужой квартире

Добродетельный вполне.

Выходил с людьми своими,

Нападал на гессурян

И, совсем как Муссолини,

Он вступал в конфликт с другими

С окончанием на ян,

Гирзеяне… Амалики?

Этих бил иных сильней.

Все на той земле великой

До Египта в нервном тике,

Слыша, что творит еврей,

Пребывали. А ведь жили

Сотни лет на той земле,

Пока их не посетили

Те, кто Господу служили

С Божьей меткой на челе.

Грабил край Давид нещадно,

Налетит, как смерч, в живых

Не оставит даже чада,

Черепа мозжил прикладом

И штыки вгонял под дых.

Разночтеньем толкований

Я себя не утруждал,

Что мне до иносказаний,

Если сказано в Писанье

Прямым текстом — убивал!

Забирал овец, верблюдов,

До одежд всё выгребал,

Действовал весьма паскудно

И на жизнь простому люду

Он надежд не оставлял.

Обобрав вконец несчастных,

Гнал он тучные стада.

Царь Давидом восхищался,

Без скота не возвращался

Этот малый никогда.

Племенное, не иначе,

Нечто укрепляло дух.

Когда был ещё он мальчик,

Перерезать горло смачно

Мог он, как любой пастух.

Анхус-царь к стадам овечьим

Шёл, Давида обнимал,

Прижимал к груди сердечно,

Чтоб спросить по-человечьи:

«Чай, намаялся, устал?

Где мы нападали ныне,

Чьи громили города?»

А Давид туфту задвинет,

Проведёт, как на мякине:

«В Иудее, как всегда,

Где ж ещё?…» А сам ни пальцем

Он не тронул, не убил

Из своих… Врать, пресмыкаться

Приходилось ради братцев –

Царь евреев не любил.

Не раскрылось чтоб скандально,

Что творил Давид в те дни,

Сохранялись в страшной тайне

Обстоятельства баталий,

Мягко сказано — резни.

В Геф Давид людей стадами,

Как рабов, гуртом не гнал.

Это вам не Алабама

Бить невольников ногами,

Он их просто убивал.

Не сыскать криминалистов

Описать подробно смерть

Тех, кто с ужасом на лицах

В смертный час на роговице

Всё смогли запечатлеть.

Про Давида злодеянья

Отвечаю головой.

Как написано в Писанье,

Нежелателен был крайне

Образ действия его.

Может ли бандит, убийца

Быть героем — вот вопрос,

Из пращи лупить по лицам

И при этом без амбиций

В Бога веровать всерьёз?

Получается, что может,

Жрец на то даёт карт-бланш.

Возлюбить врага? — То позже,

А пока лупи по роже

Кто по паспорту не наш.

Вырезай врага под корень

До детишек малых вплоть,

От предсмертных их агоний

Не очнёшься в преисподней,

Защитит тебя Господь.

Я ловлю жреца на слове –

Если Бог тот племенной.

Слишком много здесь условий,

Чтоб все истины усвоить,

Мне ж достаточно одной.

Бог один для всех, а значит,

Мы к Нему всегда в пути.

Слову верю однозначно.

Но жрецам себя дурачить

Я не дам. Господь простит

Мне тот грех… простил, пожалуй,

Если не таюсь, как вор,

Слов своих не прячу жало,

Если надо мной Стожары

Не погасли до сих пор.

Не тусклей чем прочим светит

Мне Творца светлейший лик…

Тем, кого их Бог приметил,

Жрец по-своему ответил,

Почему герой велик.

Грабил всех, но не евреев,

Провести сумел Давид

Ахнуса, а тот поверил,

Как безмозглая тетеря,

Что Давид антисемит.

И в достатке оснований

Было так ему считать:

«Он евреев в грош не ставит,

Их Саула обесславил,

Но повстанцам не чета.

Так налётами с разбоем

Опротивел своему

Он народу, что изгоем

Быть ему, а не героем.

Лес валить на Колыму

Добровольцем кто ж захочет?

А Давид ведь не дурак,

Не полезет в ощип кочет,

В Иудею не соскочит

Мне — слуга, евреям — враг».

За козла Белов ответит.

Церковь ведь Давида чтит,

И в музее в лучшем свете

Его статуя раздетой

Недвусмысленно стоит.

Детородный у героя

Орган ни велик, ни мал.

Не свидетель бурных оргий,

Славен тем геройский орган

Тем, что прочих доставал,

А своих не трогал вовсе.

Ублажал девиц Давид,

Лишь когда о том попросят,

Чистой веры знаменосец…

Тем Давид и знаменит.

Главы 28–29. Давид антисемит? Не верю!

В то время все филистимляне

Войска собрали для войны.

А главный враг для них — Израиль,

Он не прощает слабины.

Царь Анхус так сказал Давиду:

«В тебе имею интерес.

Пойдёшь экскурсоводом-гидом.

Когда ты родом из тех мест,

Знакомы все тебе аулы.

Для разных нужд с собой возьмёшь

Бойцов, сбежавших от Саула,

Готовых всех пустить под нож».

И отвечал Давид: «Как скажешь,

Мой господин, набоб, прораб,

И ты сегодня же узнаешь,

Что может сделать верный раб».

А что имел в виду при этом

Давид — герой и патриот,

Страну любивший беззаветно,

Не всякий избранный поймёт.

Был явно царь не долгожитель,

Не самый мудрый человек,

Когда сказал: «Теперь хранитель

Ты головы моей навек.

Тебе вверяю непреложно

Я жизнь свою, мой лучший друг».

(Не станет долгой эта должность

Давида, царь умрёт не вдруг.

Своей догадкою дурацкой

Мне Господа не прогневить –

Ведь как иначе оба царства

В одно объединит Давид?)

Филистимляне ополчились,

Собрали много тысяч войск.

При них князья в высоком чине,

А сзади, словно в горле кость,

Давид с людьми. Раз ополченцы,

То кто они, возник вопрос.

Понятно всем, что не чеченцы…

И здесь последовал донос.

«Да, это корпус мой еврейский,

Средь них Саулов зять, друзья,

Сбежавший к нам, строптивый, дерзкий..» –

Царь Ахнус говорил князьям:

«При мне уже он больше года,

Худого в нём я не сыскал,

Бесстрашен и богоугоден,

Ну, хоть сейчас на пьедестал

Его веди. Клинок из ножен

Ему что чёрту кочерга,

И корм набегами подножный

От слова нож, а не нога.

Интернационален крайне.

Его