Следопыт указал на множество зазубрин между крышкой и гробом.

Сначала визидары, как и кто-то много раз до них, пытались просунуть ножи и клинки, чтобы расширить щель, но даже самые тонкие лезвия не пролезали под плиту.

Потом Итиро предложил сделать рычаг. Визидары притащили ствол дерева, выломали из оставшегося забора металлические стержни и с помощью них, создав простую конструкцию, попытались сдвинуть крышку. Но она не поддавалась.

После Стурла притащил камни, которые Тафари с высоты своего роста, кидал на плиту, но булыжники оставляли еле заметные отметины, отскакивали от тяжёлой плиты и разбивались об пол.

Больше идей не было. Все выдохлись.

И тут Стурла сказал:

— Давайте, попробуем наши толы. Что-то да должно помочь.

— Отличная идея! — поддержал его Итиро.

Он первым вытащил Огненную палочку, произнёс: «Адолебит!» и направил её на плиту. Но, странное дело, это первый камень, который при этом не загорелся. Да что там, даже не нагрелся!

Визидары прикладывали к плите крыло летучей мыши, клали на неё сумочку Мэдлин, светили фонарём, трясли браслетом. Ничего не происходило.

— Всё, — сдался Тафари. — Надо передохнуть.

Ремесленники вышли на ступени мавзолея, подумать.

— Нельзя сдаваться, — возбуждённо бегал среди других Стурла, — я чувствую, что разгадка рядом!.

— Дай обмозговать, — успокаивал его Тафари, но гном продолжал нервничать.

— Я уверен, что его открывает какая-то конфигурация толов! — говорил он. — Мы не всё попробовали!

Стурла нервничал и отчаянно бил себя по лбу кулаком, видимо, пытаясь что-нибудь придумать.

— Давайте послушаем Стурлу и вернёмся в склеп. А то он себе сейчас голову разобьёт от напряжения, — опасливо глядя на друга, сказал Итиро.

Все вернулись внутрь, обступили гроб. И стали пробовать новые варианты применения толов вместе.

Наконец, совершенно случайно, каждый из четырёх визидаров встал по разным сторонам саркофага. Стурла, стоящий у изголовья гроба, звеня браслетом, сказал «Арена», по разным сторонам стояли Мэд с сумочкой и Итиро с Огненной палочкой. В основании саркофага оказался Тафари, взмахнув фонарём он произнёс: «Лукиат». И плита затряслась, засветилась, приподнялась и рассыпалась.

— Не, ну нормально? — сказал Стурла, — и как бы мы об этом могли догадаться? Хоть бы инструкцию написали: так мол и так, Стурла, встань сюда, напротив Тафари…Эх…

Но никто уже не слушал гнома. Все смотрели внутрь саркофага.

В неё лежала молодая женщина в старинном платье. Она была такой же альбинос, как и Мэдлин. Только черты эльфа у неё были выражены ярче — высокие скулы на вытянутом лице, острые уши. На груди девушки лежал маленький засохший веночек из белых цветов.

— Это же дева Лилит! — воскликнула Мэд, — говорили, что она была первой в нашем роду. Но я думала, что всё это сказки и её не существует!

— Почему? — спросил её Тафари.

— Ну… — растерялась Мэдлин, — вы видели наш городок? Моя мать, бабушка, прабабушка…да все, кого я знаю из нашего рода, жили в этих краях. В легенде говорится о замках, большой любви, о волшебстве. Какое же в нашей округе может быть волшебство и замки?

— Волшебство и бывает там, где меньше всего его ждёшь, — покачал головой Тафари.

А Итиро спросил:

— Так что за легенда о деве Лилит? Расскажи.

— Родилась она от эльфа, — стала вспоминать Мэд, — умела делать чудеса, и поэтому её очень боялись. И мать — простая земная женщина, с детства прятала Лилит от людей. Девушка выросла настоящей красавицей, и однажды её случайно увидел богатый землевладелец. Он влюбился в Лилит, и на завтра же от него пришли сваты. На собственную свадьбу девушка украсила голову невиданными цветами лилелои с которых падали звёзды — это был подарок её отца-эльфа. Мать отговаривала дочь, но Лилит верила, что волшебные цветы защитят её брак. Она вплела их в волосы и пошла к венцу. Звёзды скатывались с её головы, оставляя шлейф на земле. Одни посчитали это богохульством — слишком Лилит напоминала Мадонну, другие просто испугались. А уж когда на свадьбу явились родственники девушки — эльфы, то люди решили отравить её, посчитав ведьмой. Лилит провела с мужем только одну ночь. И к утру она должна была умереть от подлитого в вино яда. В судьбе не исправишь предначертанного, но волшебством можно его изменить. И дева Лилит попросила эльфов подарить ей девять месяцев. Они создали для неё магические часы, которые останавливали время. Лилит умерла, как только родила сына. Муж похоронил её с почестями и до последних дней хранил ей верность… Вот такая сказка… А теперь я вижу перед собой Лилит. И понимаю, что она не была выдумкой.

Все посмотрели на девушку в гробу. Даже сейчас, через много веков, она была прекрасна.

В руках девы Лилит, скрещенных на поясе, были вложены необычные песочные часы: серебряные ладони держали меж собой два стеклянных шара, соединённых узким проходом. А внутри стекла, вместо песка, трепетала искрящаяся густая масса. Мэдлин склонилась над могилой и взяла часы. Она поставила их на ладонь, заворожено глядя внутрь. Там, за стеклом, в таинственном потоке, плескались переливающиеся перламутровые волны.

— Тут заперта минута, — прочла она на одной из серебряных ладоней. — И лишь скажи «Тинкидунт темпус», оно остановится, пока онотечёт, — медленно повторила Мэд то, что прочитал на плите Тафари.

Она подняла глаза и увидела, что остальные застыли так, как стояли. Только волосы развивались у Итиро, ветер чуть шевелил цветок в петлице костюма Тафари и покачивался топорик на поясе Стурлы.

Пока густая жидкость не перелилась из одной половинки в другую, а заняло это около минуты, визидары так и стояли застывшими. Но как только последняя искорка упала на дно часов, друзья ожили, и даже, кажется, не заметили того, что было.

Все смотрели на деву Лилит. Казалось, что вокруг неё поднялся ветер, прижимавший девушку ко дну саркофага.

Неожиданно она упала куда-то вниз. В саркофаге осталась зиять чёрная дыра. За ней открылось тайное помещение, в которое вели ступеньки.

— Надо туда спуститься. Там что-то есть, — сказал, вглядываясь в темноту, Тафари.

Заворожённая происходящим, Мэдлин на автомате сунула песочные часы в карман. Все визидары по очереди перелезли через стенки саркофага и спустились.

Они оказались в небольшой камере со спёртым воздухом. Тафари снова включил фонарик. Он слабо осветил пространство вокруг. Здесь было пусто — дева Лилит растворилась: лишь голые стены, дыра в потолке и пыльный кусок ткани, что-то прикрываший на полу. Тафари сдёрнул ткань, и визидары обнаружили под ней резную шкатулку.

— Ой, — воскликнула, увидев её Мэд, — это музыкальная шкатулка моей матери! Откуда она здесь?

Девушка присела перед ней, и взяла в руки.

— Она