— Какие-то странные у нас толы, — высказался Стурла. — Вот если бы я их создавал, то придумал бы что-нибудь поинтереснее.

— Какие есть, — присел рядом с ним Тафари, — хорошо, что хоть такие остались. В Ужасной битве они должны были быть уничтожены все.

— Давайте попробуем ещё! — сказал Стурла.

Он вытащил из рукава свой тол — браслет и обратился к Мэд:

— Сними-ка свою сумку и положи вот сюда, — указал он ей на ступеньку.

Мэд сделала, как он велел. Стурла сосредоточенно взмахнул рукой, сказал: «Аурум!» и положил руку с браслетом на сумку. Они засветились так же, как и до этого крыло с Огненной палочкой. Когда всё погасло, под сумкой обнаружился кожаный кошелёк. Стурла открыл его — там была золотая монета. И сколько бы он ни доставал их, монеты в этом кошельке не заканчивалось.

Потом на сумку Мэд направил Огненную палочку Итиро. Из их слияния получилась вонючая шкурка. Она была горячей и дымилась. Её даже рукой нельзя было взять. Итиро разочарованно подхватил её палкой и откинул в сторону.

— Глупый получился ауксил, — вздохнул Итиро.

— Но мы сделали вывод, что не все ауксилы хороши. Могут получиться и такие, — похлопал его по плечу Тафари.

Из браслета Стурла и палочка Итиро получился маленький горячий золотой слиток-лепёшка. Можно сказать, это тоже был несколько бесполезный ауксил, потому что доставать золотые монеты из кошелька было гораздо проще.

А браслет, скрещенный с крылом Тафари, не дал ничего.

— Как так? — удивился Стурла, уставившись на пустое место.

— А вот нам второй урок — не всегда вообще что-то может получиться, — сказал Тафари.

— Мы ещё не пробовали что-нибудь сделать с фонариком Тафари, — вспомнил Итиро.

Осветив фонарём браслет Стурла они ничего не получили, как и из сумки Мэд. Точно так же, произошло с мышиным крылом — ничего не случилось. Но толы тоже перестали работать. Они просто больше не реагировали на заклинания.

— Видимо, им нужно время отдохнуть и зарядиться, — предположил Стурла.

— Будем надеяться, что мы их не испортили, — вздохнул Тафари.

В суматохе все забыли о толе Мэдлин. О песочных часах вспомнила она сама. Вытащила и показала их визидарам. Они с удивлением рассматривали часы.

— А почему этот сэр-Как-его-там-Хьюго не забрал тол Мэдлин? — задал мучивший его вопрос Итиро.

— Не знаю, — задумался Тафари, — возможно, просто не смог?

Стурла же встал и несколько раздражённо добавил:

— Да к чему это знать? Гораздо важнее думать, куда нам идти дальше.

И все повернулись к Мэд.

— Э-э-э, — подбирал слова Итиро, не зная, как начать. — Мэдлин, конечно, эта тайна тебе могла быть неизвестной, но всё же… Может, ты вспомнишь какой-нибудь таинственный адрес? Или страну, которая чаще других возникала в рассказах твоих предков?

Девушка непонимающе на него уставилась.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— Мэд, понимаешь. Твоя семья должна была хранить секрет о следующем ремесленнике, — разъяснил Тафари, — ты не знаешь, где он живёт?

— Знаю, конечно, — спокойно кивнула девушка.

— И где? — хором спросили её визидарцы.

А Стурла так аж подпрыгнул в нетерпении.

— Нам надо попасть на ферму Холлов, — ответила Мэд.

— Где она? В какой стране? — быстро спросил Стурла.

— В пяти милях от нашего города, — махнула рукой Мэд.

— Так близко? Ты уверена, что это визидары? — удивился Итиро.

— Да. Мама с ними часто общалась. На ферме сейчас живут хромоногий Джон Холл и его дочь Бёрнис. Мы с ней одногодки.

— У вас ведь в городке, наверняка только одна школа. Значит, вы учились с ней вместе? — предположил Стурла.

— Конечно же, нет! — с вызовом сказала Мэд. — Я не знаю, где она…училась…Мы общались с Бёрн раза два от силы за всю жизнь. Когда приезжали к ним на ферму покупать овощи. Мать хотела, чтобы мы с ней дружили, но…

Мэд пожала плечами.

— А почему? — спросил Итиро, — вы же обе из рода визидаров.

— Ты сейчас говоришь, как моя мать, — сказала Мэдлин. — На это много причин. Ну, во-первых, у нас нет общих интересов, а, во-вторых… — она, замявшись, кинула взгляд на Тафари, — они темнокожие.

— Ты плохо относишься к темнокожим? — спросил Тафари, — но ведь ты сама не совсем обычная — слишком белая для людей.

У Мэд порозовели щёки.

— Нет, но некоторые говорят, что это… что они не такие… Я никогда не обижала людей с тёмным цветом кожи, не то что другие! Наши мальчишки даже пару раз кидались в Бёрнис камнями… — ответила она, — а я — нет… просто держалась подальше.

— Мэд, видеть, как нападают другие, и молчать, значит бить вместе с ними, — сказал Тафари.

Мэд покраснела ещё больше и опустила голову.

Волчица и тряпичная кукла

Уже через два часа отряд визидаров входил в ворота фермы, которую окружали бесконечные поля молодой кукурузы и пшеницы.

Издалека они видели, что хромой темнокожий мужчина, видимо, хозяин, заметив их на дороге, сначала выскочил из дома с ружьём, потом, когда визидары подошли ближе, он разглядел их получше, кинул оружие и в волнении побежал навстречу, что-то крича. Двигаться ему было тяжело — его штаны были закатаны, и бросалось в глаза, что одной ноги до колена у него не было. Вместо неё торчалдеревянный протез.

— Неужели?! Неужели это случилось?! Я сразу узнал, кто вы! — задыхаясь, кинулся обнимать их мужчина.

Ему было лет пятьдесят. Лицо мужчины пробороздили морщинки, разбегавшиеся от светившихся радостью карих глаз.

— Я думал, что не доживу, — он не скрывал слёз.

Потом выдохнул, отдышался и сказал:

— Простите, не представился…Я Джон Холл, из рода вампиров. По преданиям в нас есть немного и от рода нагуалей — оборотней-колдунов, но пока мы ни в кого не превращались. Конечно, кровь мы не пьём, но мясо едим лишь сырым. Как и рыбу, — широко улыбнулся он, показав два маленьких еле заметных заострённых клычка, — пойдёмте в дом, я обрадую Бёрн.

В доме Джон много суетился, не знал, куда посадить гостей и чем их угостить. Но чем больше он волновался, стараясь угодить визидарам, чем был радушнее, тем тяжелее становилось на сердце у Мэдлин. Ей было жутко стыдно и совестно. Она тихо села с краю дивана, опустила глаза, стараясь не вступать в разговоры.

На взволнованные возгласы Джона со второго этажа спустилась его дочь Бёрнис. Она, действительно, была ровесницей Мэд, но чуть ниже её ростом. Скромная, худенькая, тихая, с такими же кофейными глазами, как у отца, и большой копной роскошных кудрявых волос. Бёрнис была одета в лёгкое цветастое платье, подпоясанное ленточкой, и от этого казалась совсем уж тростинкой. Каждому визидару по