– Нет, почему же. Встречаемся, как положено приличному семейству. На дни рождения там всякие, на Новый год созваниваемся. В начале нашего общения, после свадьбы, она, конечно, поскандалила – мол, что это вы, мамаша, за унтерменша замуж вышли? – но мы пообщались, и она угомонилась. А уж как выяснилось, что у недочеловека есть чем поживиться, то и совсем смирилась. Даже на лето сюда заезжала, ключи-то в сторожке всегда.

– И ты не просто счастливый муж, но и папа.

Роман коротко хохотнул:

– Не то слово! Отчим. Что я ее, удочерять буду? Нашли дурака. И потом, что за дичь, у папы с дочей разница в возрасте всего четырнадцать лет.

Он подлил мне еще кофе и снова пристроился у ног.

За окном накрапывал дождь, разговор прервался. Я, перестав удивляться гримасам судьбы, уже начала размышлять о том, как бы поизящнее организовать допрос Ольгиных друзей, якобы причастных к убийству, – по крайней мере как утверждала она сама.

«Основная проблема в том, что они могут быть настороже. Если взять да в лоб вызвать на допрос – придется светить факт пропажи Ольги, и что может последовать? Они могут просто разбежаться как крысы. Могут начать тупо все отрицать – и что им противопоставить? Ведь коттедж-то официально не сдавался, да и вообще… Возможно, Ольга просто приехала, взяла ключи под гулянку. Не исключено, что и Макс с Алсу вообще не в курсе ее пропажи – а на найденной руке-то не написано, что она Ольгина… надо придумать что-то, чтобы и дети не разбежались, и доказательства можно было бы получить».

В этот момент я вдруг опомнилась и поняла, что Роман почивает, пристроив голову мне на колени.

«Вообще ничего себе ситуация, – с некоторым недовольством подумала я, – кислое дело. Как бы Римма не узнала об этом милом казусе, иначе не видать мне основного, то есть вознаграждения. Все-таки женщина, пусть и умная, как сто чертей».

Пока в голове клубились эти в высшей степени трезвые и похвальные мысли, пальцы сами собой погрузились в эту ароматную шевелюру. Под руку попадались и уши, причем, как выяснилось, серьги в правом не было, а мочка была разорвана.

«Хорошо погулял морячок в чужом порту, кто это ему лопухи-то надрал так. Ну ладно, не суть. Вернемся к нашим баранам. Печенкой ощущаю, что настал момент для психологических экспериментов. То, что преступление совершено сообща, мне лично практически очевидно. В пользу этого говорят как минимум разные способы отделения конечностей… два способа, по ходу, и два разных инструмента. Плюс голова. Заранее спланированное, хладнокровное убийство с сокрытием трупа? Странно, нелогично. Да и с чего бы это они вдруг так озверели? Чем, собственно говоря, одна-единственная девчонка могла до смерти разобидеть как минимум трех разных людей? Даже если предположить, что она открыла филиал Рейха и начала доводить всех проповедями о белых бестиях…»

Я фыркнула, представив, как мог бы выглядеть этот саммит с участием русского богатыря, чеченского борца и сербки из Косова. Наверно, увлекательно, живенько, но недолго.

«Ну перестань. За такие вещи в таком масштабе ну по щекам надают или выпорют, не отрывать же голову с руками… Ритуальное убийство?»

Я не выдержала, прыснула и засмущалась собственной черствости. Вот с чего, казалось бы, веселиться? Удивительная это вещь, людская психика, когда градус трагедии зашкаливает, то больше и больше тянет на смех.

Я аккуратно, чтобы не потревожить почивающего странника, извлекла телефон и снова с пристрастием всмотрелась в лица Ольгиных друзей.

Никак не могу отделаться от мысли, что они мне симпатичны. Даже несмотря на то, что все, буквально все указывает на то, что они причастны к убийству, причем непосредственно… а что до Алика Вознесенского, то аж руки у меня чешутся заняться именно им. Зуб даю, что он не просто, а причастен-причастен.

«Надо как-то подвести к тому, чтобы они не просто сами во всем признались, но и рассказали, что и как произошло. Всем было бы проще, и им прежде всего. Хорошо, и мне тоже. Попробовать напрямую? Рискованно, но не может же быть, что у них совсем не осталось совести. В целом порядочные, образованные, вполне положительные, по Ленкиным словам, молодые люди, которых к тому же обучают созидательному труду управления…»

– О, Танечка, детка, золотые ручки, – сладко простонал Роман, не открывая глаз, – прямо отпустило.

Он потянулся всем своим ладным, жилистым телом (я сильно сморгнула), широко зевнул, ловко, одним движением, поднялся с пола и протянул мне обе руки:

– Давай, наверное, поедем. Я вообще сюда заскочил на минутку, жена небось с ума сходит.

Легким рывком подняв меня с кресла, он элегантно поцеловал мои ручки и достал телефон, на который как раз беззвучно шел вызов.

– А, ну да, вот и она, – совершенно равнодушно констатировал Роман, продолжая удерживать меня, и дал отбой, – тут все равно ни пса не слышно. На чем мы остановились?

– На том, что пора, – согласилась я с некоторым сожалением.

«Так хорошо, спокойно и продуктивно думалось, еще бы минут сорок. Блин!»

Я ужаснулась. Это сколько времени бедный Гарик ждет тачку!

… – Слушай, это что, твоя? – деликатно, явно стараясь не обидеть, спросил Роман, кивая на Гариков драндулет, грустящий на стоянке.

Я решительно открестилась:

– Нет, нет, что ты. Это дру… друзей, в общем. А с моей беда. Мою ремонтировать надо.

– Ага, – со значением протянул он, – ну, тогда поехали посмотрим.

– Что посмотрим?

– Там и посмотрим.

– Хорошо, только сначала тачку вернуть надо.

…Виновато озираясь, я поставила Гарикову машину на стоянку как можно ближе к отделению, припрятав ключи в бардачок и написав Папазяну благодарственно-извиняющееся сообщение. Будем надеяться, что он примет мое искреннее покаяние.

Считаные минуты спустя мы уже были у моего и бывшего Роминого дома.

– Вот моя.

Он одобрил:

– А, ну вот это куда лучше. Ключи с собой?

Я сбегала, принесла ключи, Роман влез за руль, завел, послушал, пожал плечами и деловито сообщил:

– Машину я забираю. Дня через три все будет готово.

– И только? – ошеломленно