— Да занимайтесь чем хотите! Лишь бы вам было хорошо.

— Папа! Посиди, а? Потом у меня переночуешь.

Елошевич с обреченным видом стал снимать куртку, но Наташа видела, что остаться ему хочется.

Митя с Саней сразу оккупировали Наташину комнату, а они с Анатолием Васильевичем пошли на кухню. Как назло, холодильник был почти пуст, ведь она не ждала гостей. «Если к вам неожиданно пришли гости, а вам нечем их угостить, спуститесь в погреб, возьмите холодной телятины…» — всплыла в памяти инструкция из старой кулинарной книги. Курица, которую она собиралась завтра утром сварить Петьке на обед, была извлечена из морозилки только десять минут назад. Из готовых к употреблению продуктов нашлась четвертинка хлеба, маленький кусок сыра и тронутый тлением кочан капусты. Наташа поняла, что без похода в магазин не обойтись.

— Я сам схожу, — возмутился Елошевич. — Говори, что купить. Сразу бы сказала, что в магазин надо, я раздеваться бы не стал.

Но Наташа решила идти вместе с ним:

— Может, я хоть на улице согреюсь.

В круглосуточном супермаркете Анатолий Васильевич, несмотря на ее возмущенное шипение, набрал целую корзину разных вкусностей. Единственное, что Наташе удалось, — это отговорить его от покупки торта… «Вы же не можете утверждать, что кондитер взбивал крем чистыми руками? — грозно вопрошала она, глядя на двухэтажное кружевное сооружение, украшенное зеленым и розовым. — Да лучше я сама за десять минут такой десерт приготовлю, что пальчики оближете!» Редкие в этот поздний час посетители супермаркета обращали внимание на странную пару, где мужчина был гораздо ниже женщины, и думали: наверное, это муж и жена. Наташе было приятно, что они так думают.

У кассы они еще немного поскандалили, кому платить, но, разумеется, победил Елошевич.

Она приготовила тарелку бутербродов, налила два стакана чаю и отнесла научным работникам. Те ожесточенно спорили.

— Вероятность летального исхода в этой группе почти двадцать процентов! Это очень много, — говорила Саня.

— Да, но кто туда входит? Лица старше шестидесяти лет с открытой черепно-мозговой травмой, доставленные в стационар более чем через шесть часов после травмы. Для этой категории двадцать процентов не так уж и много. Вот общая летальность у нас действительно высоковата, поэтому я и предложил разделить больных на группы. Сразу становится понятно, что высокая смертность в нашей клинике связана с исходно тяжелым состоянием больных. Если взять средний и молодой возраст, то у них даже при обширных повреждениях мозга вероятность летального исхода не больше двенадцати процентов.

— Что вы такое говорите? — Наташа поставила поднос на журнальный Столик. — Как это вероятность умереть двенадцать процентов? Я так понимаю, что, попав в больницу, либо умрешь, либо нет. То есть пятьдесят на пятьдесят. Вот если бы был какой-то третий вариант…

— Ты сахар положила? — раздраженно перебил ее Миллер.

— Да, две ложки, как ты любишь. Нет, правда, Мить, я не понимаю.

— Наташа, мы на нашем материале определяем, сколько шансов у человека выжить после тяжелой черепно-мозговой травмы и насколько наше лечение увеличивает эти шансы, — объяснила Саня. — Это и есть вероятность.

— А! Но это только вам, врачам, интересно. Если я, например, получу по башке…

— Заметь, вероятность этого события увеличивается с каждой секундой твоего пребывания в комнате!

До Наташи не сразу дошло, что это ее жених так шутит.

В кухне Анатолий Васильевич взбивал белки для торта. Опасаясь, что завывание миксера разбудит Петьку, Наташа вручила Елошевичу мутовку. Тот покорно принялся за работу, и над миской уже поднималось плотное белоснежное облако.

— Ну, вы даете! Быстрее, чем миксером, будто в вас «Энерджайзер» вставили! Сахар насыпали уже?

— Без команды ни шагу.

Наташа добавила во взбитые белки сахар, муку и растертые желтки. Для кухонных работ ей пришлось снять верхний свитер, поэтому она снова начала остывать. Даже руки плохо слушались.

Поставив будущий бисквит в духовку, Наташа достала початую бутылку коньяку.

— Сейчас коржи для торта пропитаю.

— Пропитай лучше меня, — попросил Елошевич.

— Конечно, только как же вы машину поведете?

— Нормально. И сама глотни, а то синяя уже от холода.

Анатолий Васильевич взял висевший на стуле пуховый платок и накинул ей на плечи.

— Давай-ка руки. — Он бережно растер ее кисти, сначала одну, потом другую.

Наташе вдруг стало неловко. Ей показалось, что Елошевич взял ее руки не потому, что хотел их согреть, а просто ему приятно к ней прикасаться. Но ее руке было так уютно в его широких теплых ладонях!..

Вслед за ним она осушила свою рюмку коньяку одним глотком. Вдохнуть после этого удалось не сразу, но Елошевич быстро завернул кусочек лимона в ломтик форели и бесцеремонно засунул ей в рот.

— Спасибо! — сразу раскрасневшись, выговорила она.

— Да пожалуйста! Давай, повторишь закуску? Небось на диете, одним силосом питаешься, вон тощая какая!

— Я не на диете, — сказала Наташа, за последнее время прибавившая на нервной почве два кило. — Тот, кто сидит на диете, думает о еде слишком много и в итоге срывается с катушек. А я просто не вспоминаю о ней, пока не проголодаюсь как волк.

— Тяжелая у тебя работа, — посочувствовал Анатолий Васильевич. — А как мой друг Петр поживает?

— Ой, дядя Толя, не спрашивайте! Теперь я только и слышу от него, кому он в школе вмазал, кто, наоборот, ему вмазал. Будто это класс боевых искусств, а не физико-математический! Штаны вечно грязные, рукав тут от куртки оторвал…

— Наш человек! Ты, Наташа, в эти дела не встревай. А я его еще поучу разным приемчикам, чтобы он в драках побеждал. Это же тебе не уравнения решать.

Наташа засмеялась и отвлеклась на бисквит, который следовало срочно вынуть из духовки, выложить на блюдо и пропитать оставшимися жалкими каплями коньяка. Вообще она считала, что Елошевич послан Петьке Богом. До знакомства с ним ее сын был очень ответственный, сознательный и вежливый ребенок. Он понимал, что матери приходится много работать, главным образом для того, чтобы обеспечить ему нормальное образование и приличный уровень жизни. Он видел, как, вернувшись с показа или фотосессии, Наташа стоя выпивает стакан чаю и сразу принимается убирать в квартире, стирать или гладить. Она всегда вникала в Петькины проблемы и выполняла по мере возможности его желания, ну а он изо всех сил старался не доставлять ей лишних хлопот. Такое ответственное отношение к жизни делало Петьку взрослее, чем следует быть десятилетнему ребенку, он слишком серьезно взвешивал каждый свой шаг и самостоятельно обуздывал свои капризы. Теперь, когда Елошевич фактически принял на себя обязанности дедушки, Петька немного расслабился.