рот открыт – он вот-вот закричит. Но как только он осознал, что больше не падает вниз, такая поза показалась ему по-детски глупой. Он опустил руки и понял, что бояться было нечего. Яма просторнее, чем он вначале подумал. Он мог полностью развернуться в одну сторону, а потом – в другую.

– Что ты там делаешь, Док? – раздался сверху голос дяди Зино. Джим подумал, что дядя Зино не просто так спустил его в яму.

– Ничего особенного, – ответил Джим, поглядывая вверх. Голова дяди Зино казалась темной, а над ней светилось нимбом голубое небо.

– Что я теперь скажу твоей маме?

– Скажи ей, что ты посадил меня в яму, – ответил Джим.

Дядя Зино с минуту ничего не отвечал.

– Лучше, если мы ей об этом не будем рассказывать, – заметил он тихо.

В голосе дяди Зино было что-то такое, отчего Джиму представился его отец, будто он сидит на дне вот такой же ямы. Он представил его не веселым и не грустным, а просто вот так сидящим и чего-то ожидающим. И это совсем не значит, что подобное чувство плохое: эта яма не такое уж неприятное место. Здесь просто одиноко. Прямо перед его глазами какой-то камень выступал из земли в стене ямы. Он ткнул в камень пальцем и подумал: «Я единственный человек, который когда-либо видел этот камень. Я и потом останусь единственным человеком, его увидевшим».

– Пора нам доставать тебя оттуда, Док, – сказал дядя Зино, опуская руки в яму.

Джим изучающе осмотрел большие руки дяди Зино, болтающиеся над ним. Он подпрыгнул, и дядя Зино поймал его за запястья. Он быстро вытащим Джима на свет и поставил его на ноги рядом с ямой. Какое-то время знакомый мир показался Джиму совсем иным: ярким, более красивым, запоминающимся. Он был рад, что вернулся.

Дядя Зино засуетился, отряхивая грязь с комбинезона Джима. Джим переживал, что дядя Зино из-за него расстраивается.

– Там было забавно, – сказал он.

– Гм, – пробурчал дядя Зино. – Твоей маме наверняка не понравится, если она узнает, что я спустил тебя в яму. Как считаешь?

– Не понравится, – согласился Джим. – Скорее всего, нет.

Вернувшись на дорогу и проехав немного, они встретили знак, отмечающий границу Нью-Карпентера. Джим всегда с нетерпением ждал того момента, когда они сворачивают с дороги, ведущей в сельскую местность, и заворачивают на небольшую возвышенность, там дорога переходит в Мэйн-стрит. Вот так сразу увидеть весь город, да еще субботним утром, – это все равно что неожиданно увидеть океан. У Джима из-за этого участилось дыхание, но потом картина стала казаться привычной. Карпичные здания выстроились по обе стороны улицы. Люди толпами сновали по магазинам, маневрируя среди грохочущего транспорта. Вдоль Трейд-стрит фермеры со всей округи на четыре квартала выстроили в линию свои грузовики, припарковав их близко друг к другу, и выложили на продажу фрукты, яблоки, арбузы, печеные початки кукурузы. Мошенники, бывалые и начинающие, сновали туда-сюда среди фермеров, надеясь сбыть им ружья, ножи или несчастного вида собак. В дальнем конце города столкнулись друг с другом торговля и правители, город и деревня пересеклись друг с другом на гудящем, пугающем перекрестке, где важно поднималось с большой зеленой лужайки белое здание суда. На лужайке под деревьями собралась молодежь – грубоватого вида заводские рабочие в субботней одежде. Они смеялись, спорили, разглядывали прохожих и время от времени задирали друг друга. За всем этим наблюдал строгий пожилой полицейский по имени Хейг. У него была дубинка, а когда молодежь слишком расходилась, он свистел в свисток. После Нью-Карпентера Элисвилл всегда казался Джиму слишком тихим, почти как церковь. Он был убежден, что дядям следовало бы возить его сюда почаще.

Дядя Зино припарковал грузовик на Трейд-стрит и повернулся к Джиму.

– Ты уже достаточно взрослый, чтобы следить за часами на здании суда и вернуться сюда к часу дня?

Джим поспешно кивнул. Раньше дяди никогда не отпускали его свободно походить по Карпентеру.

– Тогда хорошо, – сказал дядя Зино. Из накладного кармана комбинезона он достал монетку в десять центов и дал ее Джиму. – Не лезь куда не надо и не рассказывай маме, что я отпустил тебя погулять одного.

– Да, сэр! – проговорил Джим.

Как только Джим вышел на Мэйн-стрит, его радостное возбуждение оттого, что он в городе оказался сам по себе, быстро остыло. Куда бы он ни направлялся, везде находились группы незнакомых местных ребят из Нью-Карпентера, которые демонстративно давали понять, что это их место. Они, как мухи, окружили прилавок магазинчика, где Джим собирался купить мороженое. Четверо угрожающего вида пареньков сидели на корточках у скобяной лавки, рядом с витриной, демонстративно показывая свои ножички. Стайка девочек в мелочной лавке сразу захихикала, стоило Джиму туда войти. Вскоре ему стало казаться, что все дети в городе наблюдают за ним, что им его жаль из-за того, что у него нет здесь друзей. Он разозлился на всех детей Карпентера просто за то, что они здесь живут, и на себя из-за того, что у него не хватает смелости подойти к ним и сказать, кто он такой.

Джим шел в сторону здания суда, как вдруг с другой стороны улицы Пенн Карсон окликнул его по имени. Он был рад, что встретил знакомого. Джим помахал рукой над головой, будто подавал сигнал локомотиву в депо. Он посмотрел на обе стороны улицы, транспорт двигался беспрерывно, и мальчик не видел, где можно перейти на другую сторону.

Тогда Пенн указал на здание суда, и они оба направились к переходу – Джим по одной стороне улицы, Пенн – по другой. На переходе Пенн подождал пока изменится свет светофора и перебежал через Мэйн-стрит на сторону Джима.

– Привет, Джим, – сказал Пенн, будто они были старинными приятелями. – Хочешь, пойдем вместе все обследовать?

– Да! – ответил Джим. Его интерес к Нью-Капентеру вырос в тот же миг с новой силой.

За Пенном он проследовал через Трейд-стрит вверх по лестнице, ведущей к лужайке у здания суда. Строй покуривающих заводских выстроился вдоль тротуара, пересекающего широкий двор. Мама говорила, что заводские носят с собой ножи с выдвижными лезвиями, напиваются пьяными и режут друг друга. Джим боялся даже посмотреть на них.

У входа в здание суда Пенн остановился и украдкой оглянулся проверить, не преследовали ли их. «Идем, – сказал он, – Я знаю тайный проход». Он прошел по ступеням с правой стороны, помахал Джиму, чтобы тот следовал за ним, и нырнул под стену густого самшита, окружающую здание суда. Между самим зданием и самшитом было свободное пространство, по которому мальчики могли идти друг за