– Он не согласился на это?

– Нет.

– Это к лучшему. Когда он уезжал отсюда, у него был ссобой маленький утенок? Отвечайте живее, но не очень громко…

– Да.

– Что он с ним сделал?

Она нервно заговорила:

– Ну, он… Он взял этого утенка и спросил меня, не можетли одолжить его на пару дней. Обещал его возвратить. Сказал, что хочетпродемонстрировать своему другу тот эксперимент.

– Куда он его дел? И где взял?

– Взял у нас на птичьем дворе. У одной утки большойвыводок… Не знаю, что он сделал с утенком! Когда я его провожала на поезд,утенка у него не было… Впрочем, я об этом совершенно забыла.

– А теперь слушайте меня внимательно. Отправляйтесь наптичий двор, прихватите с собой фонарик. Мне безразлично, под каким предлогомвы это сделаете. Притворитесь в крайнем случае, что ищете кого-то из слуг… иличто вам показалось, будто кто-то ходит возле дома. Возьмите с собой на помощьодну из собак. Раздобудьте еще одного утенка из того же выводка.

– Я… – Она замолчала.

Услыхав, что собаки снова подняли лай, Мейсон подошел кокну.

– Еще одна машина, – сказал он.

– Это отец!

Действительно, это был Визерспун, он окликнул собак, и онисразу же перестали лаять.

– Бегите через внутренний дворик, – распорядилсяМейсон. – Раздобудьте утенка и отправляйтесь в город. Найдите машину, накоторой приезжал Марвин, она стоит у обочины перед домом, где он живет. Машинане заперта. Суньте утенка вниз под заднее сиденье. Запомните: не спереди, асзади. И быстрее возвращайтесь назад.

Она с шумом втянула в себя воздух.

– Можете ли вы мне объяснить…

– Нет! На это нет времени. И никому не рассказывайте,даже отцу, про этот опыт с тонущим утенком. А теперь за дело!

Она молча повиновалась и побежала к внутреннему дворику,потому что в коридоре уже раздавались тяжелые шаги Визерспуна. Мейсон вышел емунавстречу и с беспомощным видом вопросил:

– Хэлло! Как я понял, вы отправились искать меня?

У Визерспуна был растерянный вид.

– Великий боже, мистер Мейсон, вы слышали, чтослучилось?

– С Милтером?

– Да.

– Я как раз находился возле его дома, когда тудаприбыла полицейская машина.

– Это ужасно… Я хочу сказать… пойдемте в мой кабинет, яхочу с вами поговорить, мы попали в ужасное положение!

– Что вы имеете в виду?

– Я… Черт возьми! Вы не хуже меня понимаете, что я имеюв виду!

– Боюсь, что нет.

– Вспомните, я вам говорил, что, когда Марвин Эйдамсуезжал отсюда, он забрал с собой утенка.

– Ну и что же?

– Этот утенок находится в гостиной Милтера в аквариуме.

– Тот самый утенок?

– Да, вне всякого сомнения. Я его внимательно разглядели опознал.

– Как ее зовут? – спросил Мейсон, пока они шли покоридору.

Визерспун повернулся на каблуках.

– Детектива? Это был мужчина, а вовсе не женщина… ЛеслиМилтер.

– Нет, утку.

Визерспун даже остановился от неожиданности.

– Какого дьявола вы шутите?

– Меня интересует имя утки, – спокойно ответилМейсон, доставая из кармана портсигар.

– Великий боже, у уток не бывает имен… А это молодойутенок. Утенок – птица!

– Понятно.

Визерспун, нервы которого, очевидно, были напряжены допредела, свел брови в одну линию. На этот раз в его глазах не было сердитогоблеска.

– Тогда какого черта вам от меня нужно? Почему выспрашиваете имя этого утенка? Уткам никогда не дают имен!

– Но вы же опознали в этом утенке того самого, которогоувез с собой Марвин Эйдамс! – не унимался Мейсон.

Визерспун на секунду задумался, потом зашагал дальше покоридору, отомкнул двери своей обители и включил свет. Мейсон закурил сигаретуи бросил обгоревшую спичку в пепельницу.

Визерспун сурово заметил:

– Вы выбрали неподходящее время для шуток!

– А я вовсе не шучу.

Кабинет был огромный, с дорогой изящной мебелью. На стеневисели картины, изображающие лошадей и ковбоев, гоняющихся с лассо замустангами, а также головы диких животных, охотничьи ружья, дробовики,патронташи и прочее снаряжение. Стены кабинета были покрыты прекрасноотполированными высокими панелями из узловатой сосны, а в дальнем конце егонаходился роскошный камин, по обе стороны которого в стеклянных шкафах быливыставлены исторические экспонаты Запада. В сочетании с ультрасовременной мебельювсе это выглядело особенно впечатляюще.

Несмотря на владевшее им беспокойство, Визерспун неудержался и постарался так или иначе привлечь внимание Мейсона к предмету егогордости.

– Я прихожу сюда, когда хочу забыть о всехнеприятностях и заботах. У меня здесь, как видите, диван, на котором можноспать. От этой комнаты ни у кого, кроме меня, больше нет ключей, даже у Лоис.Слуги сюда приходят, только чтобы навести порядок, и то непременно в моемприсутствии. Взгляните на пол, это подлинные индейские циновки из Навойо, их нево всяком музее можно отыскать… А теперь садитесь и объясните, что вы такоетолковали об этом утенке? Вы что, разыгрываете меня?

Визерспун открыл дверцу настенного бара с двумя рядамиполок, заставленных бутылками различной величины и конфигурации и набором рюмоки фужеров. А под полками, искусно скрытый за дверью, находился холодильник.

– Скотч с содовой? – спросил он.

– Не сейчас.

Визерспун налил себе шотландского виски, бросил кубик льда,плеснул немного содовой и залпом выпил три четверти содержимого стакана. Затемгрузно опустился в низкое кресло с металлическими ножками и такими жеподлокотниками, открыл стоящую на журнальном столике резную шкатулку, достал изнее сигару, нетерпеливо откусил зубами кончик и поднес к ней зажженную спичку.Рука у него не дрожала при этом, но в красноватом свете пламени спички особенноясно были заметны тревожное выражение его лица и глубокие морщины на лбу.

– Вы еще хотите поговорить об утке? – спросилМейсон.

Визерспун раздраженно ответил вопросом на вопрос:

– Куда вы клоните?

– Просто я хочу сказать, что для опознания вы должныбыли в точности знать, как выглядит интересующая вас утка. Для этого у неедолжны быть какие-то особые приметы, которые отличают ее от великого множествадругих уток.