был первым знахарем на много верст кругом, — на этом она стояла твердо. Так, калякая со старухой, я попросил ее принести мой ягдташ, набил себе трубочку, а Берта подала мне зажженную лучинку и начала по моей просьбе новую историю.

Давно-давно однажды летом отправились девушки со стадами на сэтер в Галланде. Только немного напасли, — скот вдруг стал беситься, и не было с ним никакого слада. Много девушек пробовали пасти там, да нет, толку все не выходило, пока не явилась туда одна недавно просватанная девушка. Скот сразу присмирел, и теперь ничего не стоило справляться с ним. Девушка и осталась одна-одинешенька с собакой. Однажды после обеда кажется ей, что пришел ее жених и стал говорить ей, что пора им свадьбу сыграть. Она сидела, не шевелясь, и ничего не отвечала, — ей как-то не по себе было. Мало-помалу собралось много народа, начали накрывать столы, ставить серебряную посуду, кушанья, явились подружки с венцом и роскошным нарядом для невесты; ее одели, украсили ей голову венцом, как тогда было в обычае, и надели ей на палец кольцо.

Люди вокруг были ей все знакомые, женщины и девушки — подруги ее. Но собака почуяла что-то неладное, пустилась вниз, в селение, и стала там лаять и выть, пока народ не пошел за нею.

Парень, жених той девушки, взял с собой ружье и пошел на сэтер. Поднялся он на горную площадку, глядит, кругом все оседланные лошади стоят. Подкрался он потихоньку к хижине и смотрит в щелку в дверь: все сидят там и пируют. Он сразу понял, что это наваждение, и дал выстрел поверх крыши. В ту же минуту дверь распахнулась и оттуда мимо него покатился клубок за клубком, один одного больше! Вошел он в хижину — невеста сидит в полном наряде, только кольца на мизинце не хватает, а то совсем готова.

«Что тут такое делается?» — спросил жених, озираясь вокруг. Серебро стояло по-прежнему на столе, но все чудесные кушанья превратились в мох, в поганки, в мухоморы, коровий помет, лягушек и тому подобное. «Что это все означает? — продолжал жених. — Ты сидишь одетая, точно к венцу!»

«Что же ты спрашиваешь? — говорит невеста. — Сам сидел со мной все время и о свадьбе толковал».

«Нет, вот теперь это я, — сказал он, — а давеча, верно, кто-нибудь надел на себя мою личину».

…взглянул он вверх, на гору, откуда скатился клубок, а там сидит девушка и шьет.

Тут и невеста стала понемногу приходить в себя, но долго еще не могла совсем оправиться. Она рассказала, как все было, как ей казалось, что вокруг нее все родные и знакомые. Жених сейчас же взял ее с собой домой, а чтобы с нею опять не случилось какого колдовства, сейчас же и обвенчался с нею, пока она была еще в этом наряде. Венец и весь наряд и теперь еще сохраняются там в селении, в Мельбустаде.

— А я слыхал, что это было в Вальдерсе! — сказал я.

— Нет, это было, как я говорю, в Галланде, а в Вальдерсе вот что случилось, как я слыхала.

Была тоже на сэтере одна девушка из Вальдерса, по имени Барбро. Раз сидит она за работой и вдруг слышит — далеко на горе кто-то кричит:

«Король Хокен, король Хокен!»

«Я!» — крикнул король Хокен так, что гул пошел по всем горам.

«Король Хокен, сын мой, хочешь жениться?» — крикнул тот же голос издалека.

«Хочу! Только на Барбро, которая пасет и работает тут на сэтере!»

«На ней! На ней!» — ответил голос, и Барбро так перепугалась, что не знала, как ей быть.

Вдруг, к ней в хижину входят один за другим люди с серебряными подносами и блюдами с кушаньями и питьями, несут ей платье и все уборы, венец, серьги и брошь. Накрыли столы, нарядили ее, — она и слова сказать не могла.

У этой девушки тоже был жених, и он как раз охотился в горах. Только вдруг на него напал такой страх, что его так вот и потянуло пойти поглядеть, что с невестой. Поднялся туда, смотрит — у хижины видимо-невидимо черных лошадей в старинной сбруе и седлах. Он сразу понял в чем дело, подкрался и заглянул в щелку: король Хокен сидит с невестой, а та в полном наряде.

«Теперь осталось только отвести глаза невесте!» — сказала одна из подружек.

Тут парень понял, что медлить нечего, взял старинную, полученную в наследство серебряную пуговицу, зарядил ею ружье и застрелил короля Хокена. Тут все гости вскочили, схватили короля и унесли. Кушанья превратились в червей, в мухоморы, в лягушек, которые соскочили с блюд и попрятались в щелях и трещинах. Только и осталось, что наряд невестин да одно серебряное блюдо; они и посейчас хранятся в доме.

Он сразу понял в чем дело, подкрался и заглянул в щелку.

Берта рассказала еще много историй. Наконец снег заскрипел под полозьями саней, и у дверей зафыркала лошадь.

Я сунул Берте в руку несколько монет за ее лечение и беседу и через четверть часа был дома. Примочки из уксуса и холодной воды скоро вылечили мою ногу. Когда же Берта пришла в кухню и стала хвастаться, что это она виновница моего быстрого выздоровления, дети не выдержали, прокричали ей в уши заклинание, которое я сообщил им, и стали спрашивать ее, неужели она может верить, что рюмка водки и такая вздорная болтовня исцеляют болезни. Это поселило в ней недоверие ко мне, и она хоть и не раз еще рассказывала мне разные чудесные истории, но уж ни за что больше не хотела сдаваться на мои хитрые уговоры приподнять передо мной краешек завесы, скрывавшей ее знахарские тайны.

Кузнец, которого побоялись впустить в ад

В дни земного странствия Св. Петра зашел он к одному кузнецу. Кузнец продал душу черту и через семь лет обязался отдать ее, если черт сделает его за это время кузнецом из кузнецов. Под договором и черт