«Какая ты отважная! – пишу я Дине. – Как ты берешься за роман! И тот чует мастера. А мой – дикий необъезженный мустанг. Я ему: цоб-цобе! А он отскакивает, кося бешеным глазом, и дико раздувает ноздри. Аж страшно приближаться. Ладно, я выпила коньяка, включила радио и танцевала вокруг стола шальные танцы…»

Дина мне отвечает: «Насчет романа я тебе скажу попросту: коньячок – это для него хорошо, но шальные танцы вокруг компьютера надо заменить шальным сидением, тогда роман пойдет. Знаешь, я разработала некие технологические принципы работы. Я поняла важнейшую вещь: рукопись умнее автора. При любой погоде и обстоятельствах нужно просто писать, неважно что. Замечательно, если у тебя есть хотя б какая-то мысль по поводу хотя бы какой-то сцены. Тогда ты просто записываешь это чугунными казенными первыми словами. Не надо бояться и ненавидеть себя, надо превозмочь наутро тошноту при виде этого текста и опять по нему пройтись. Тогда происходит двойное чудо: во-первых, он становится не омерзительным, а просто плохим, но главное: к нему начинают цепляться мысли и персонажи, как к липучке, и вдруг сцепляются две мысли, из которых возникает даже не третья, а возникает ПОЛОЖЕНИЕ. Тогда ты бодреешь, и на другое утро текст уже начинает шевелиться и даже кое-где вспыхивать тем или другим удачным словом. У персонажа вдруг появляется жест, какая-то смешная манера, вдруг он говорит какое-то удачное слово… И это уже победа. Потому что с этого момента работа начинает быть работой, а не каторгой.

Все, целую тебя!

Начинай работать.

Возможно, устами младенца глаголет истина.

Бессловесность и словоохотливость – два изъяна, две слабые струны радиоведущего.

Если мы пригласили человека в студию, наша задача – преподнести его, как яблочко на блюдечке с голубой каемочкой.

Иногда журналист безбожно тянет на себя одеяло. Как правило, это дико бесит слушателя. Он прильнул к радиоприемнику, признательный, что тебе удалось залучить в передачу этакую жар-птицу, внимая каждому ее слову. А должен выслушивать, как ты на каждом шагу бесцеремонно обрываешь его кумира, хмыкаешь или, чего доброго, гогочешь, подскакивая на стуле, поддакиваешь, а то и возражаешь собеседнику, всячески показывая, что у того еще нос не дорос беседовать на равных с таким компетентным корреспондентом. Сыплешь вопросами, из которых ясно, что ты ни бум-бум, сам же пространно отвечаешь на них, в то время как твой собеседник вежливо сидит и слушает весь этот бред. А что ему остается делать, особенно если, на свою беду, он оказался с тобой в прямом эфире.

Поэт Яков Лазаревич Аким рассказывал мне, как его и поэта Валентина Берестова пригласили выступить на радио:

– И всю передачу ведущий звал меня «Яков Акимович Лазарев». Конечно! Если он вначале назвал меня живым классиком, то можно не стесняться! Зато, когда мы уходили, режиссер проводил нас до лифта и, расставаясь, сказал: «Как приятно смотреть на ваши добрые лица».

У ведущего разухабистого – замечательная противоположность: напыщенный коллега, просчитывающий каждое слово. Он уже заранее прозондировал, куда течь беседе, ни шага в сторону. Короче, страшный сон радиослушателя.

Еще попадается «бумажная» форма интервью, когда ты заранее настругал вопросы и ответы и выдаешь эту египетскую мумию за живую беседу.

А третье – вообще умора, если ты записал своего героя на выступлении, а потом подогнал и подмонтировал вопросы в студии. Ни интонации, ни уровень звука не совпадут ни при какой погоде.

В этом смысле я почтительно возвожу в абсолют передачу «Непрошедшее время» бесценной журналистки Майи Пешковой. Благо теперь можно отыскать любую программу в интернете, послушайте этот блистательный и очевидный пример умения найти интереснейшего, умного, благородного собеседника; будучи в курсе фабулы его жизни – наладить с ним душевный контакт, построить разговор таким образом, чтобы герой полностью раскрылся, а слушатель обрел подлинные сокровища. При этом журналист держится скромно и тактично, почти не вмешиваясь, а только чуть направляя.

Интервью не исключает нашего рассказа о собеседнике, его жизни и творчестве, но главная нагрузка ложится на вопросы и ответы. Отсюда – особые требования к точности смыслового и эмоционального посыла, внутренней занимательности, глубине содержания. Такое впечатление, будто едешь на автомобиле по горному серпантину, справа скалы, слева обрыв и море…

Надо быть сосредоточенным, внимательным, обладать хорошей реакцией, чутьем, способностью выруливать на темы, животрепещущие для твоего собеседника, интересующие слушателей и, конечно, тебя самого. Чтоб и духу не было праздного любопытства, пристального внимания к ерунде! Хорошее интервью всегда затрагивает само существование – и твоего собеседника, и твое, и вообще всех людей на Земле.

Тем более моя героиня уезжала и прощалась со своими слушателями. Мы с Диной Рубиной искренне ведь думали тогда, что можем больше не встретиться. Откуда нам было знать, что вскоре жизнь переменится именно так, как говорилось в нашей передаче. Мы начнем путешествовать по всей планете, общаться, сотрудничать, на какое-то, пусть небольшое, время станем терпимее, дружелюбней. Не то что раньше, когда тебя на собеседовании партийные боссы могли не пустить, например, в ГДР за то, что ты понятия не имеешь, кто возглавляет коммунистическую партию Мозамбика…

Кстати, история с головой Саймона имела неожиданное продолжение. Пару десятков лет она стояла у меня на шкафу, обозревая окрестности. В преддверии третьего тысячелетия Дина приехала из Иерусалима в Москву, и я притащила ей в той же авоське эту нашу голову на побывку. У нее гостила приятельница.

– Всю ночь за стенкой я слышала незатихающие шаги, – рассказывала потом Дина. – Утром на кухню выскакивает моя гостья, всклокоченная, чуть не плача, и кричит: «Умоляю! Заберите от меня эту ужасную башку!!! Ночь напролет она глядела на меня, не мигая. Я не сомкнула глаз! Сначала я отвернула ее лицом к стенке. Потом накрыла одеялом. Но ощущение, что я в комнате не одна, не покидало меня ни на миг!»

Я забрала Саймона обратно, и он опять воспарил надо мной, и уж отныне пребудет у меня на шкафу до тех пор, пока светит Солнце и крутится Земля.

Бездонное небо перечеркнуто проводами. Неустойчивость равновесия птиц, сидящих на проводах. Одиночество той, что решила покинуть привычный насест. Большую надо иметь отвагу, чтобы так просто прыгнуть в небо и полететь куда-то.