друга родных лишь молодые были счастливы. Голубоглазая невеста в бриллиантовом кокошнике и с ослепительным корсажным бантом на груди была умопомрачительна. Рядом с ней светился от любви и радости жених.

На следующий день Павел отбывал за границу. Для непосвященных это был обычный очередной отпуск Великого Князя, однако все домочадцы ощущали какое-то необъяснимое напряжение. Мари и Дмитрий поехали провожать отца на чугунку. Когда поезд тронулся и фигурки детей стали удаляться, у Павла возникло резкое желание соскочить на ходу. Он не мог вынести мысли, что, возможно, не увидится с ними никогда. Порыв этот длился секунду, но, если б не присутствие в вагоне Мамы Лёли, наверное, он бы так и сделал. Растерянный и испуганный, он опустился на диван рядом с любимой. Все кончено. Перед ним плясали рыжие языки пламени, пожиравшего мост между прошлой и будущей жизнью. Мама Лёля взяла его за руку. Он посмотрел в ее темные с оранжевыми всполохами глаза и нашел там отражение собственной боли.

Глава III

I

Без оглядки ринувшись в новую жизнь, оставив позади все, что было дорого, все, что до сих пор составляло основу их жизней, разбив сердца родным и близким и страдая от этого еще больше сами, беглецы сделали первую остановку в Берлине. При помощи своих доверенных лиц Павел открыл счет в немецком банке, положив туда вывезенную из России половину всех своих накоплений, составляющую крупную сумму в процентных бумагах. Он был серьезен и собран, и все же его не покидало ощущение, что это лишь странный сон. Вот сейчас он проснется в своей постели в петербургском дворце, услышит возню детей, потом приедут Сергей с Эллой. Брат будет ворчать, сокрушаться о судьбе России, а Элла поведает об очередном добром деле, которое затеяла. В ее груди бился неиссякаемый источник идей благотворительности, будто с каждым выбросом крови сердце выдавало новую порцию планов помощи обездоленным. Сам Пиц, конечно, будет томительно ждать вечера и встречи с Ольгой. В самом этом ожидании было какое-то очарование. Единственное, что не мог вынести Павел, – это ложь. Если бы не бесконечный обман, раздражающий, бередящий его душу, он, наверное, не стал бы ничего менять. Теперь он ясно осознавал, что никуда бы Пистолькорс не увез Ольгу. Скорее всего, это был шантаж, на который он осознанно поддался. В любом случае, жизнь в постоянном притворстве была совершенно несносной. Этому необходимо было положить конец!

Вскоре получили известие, что долгожданный развод Пистолькорсов, в конце концов, состоялся. Самое время было решить вопрос со свадьбой. Для этого перебрались в Италию. Флоренция уже не в первый раз принимала Пица в свои теплые тосканские объятия. Адъютанты продолжали рыскать в поисках православного священника, который взялся бы за венчание Великого Князя. Теперь, когда невеста формально избавилась от уз предыдущего брака, дело пошло быстрее. Наконец, был найден представитель духовенства, который за некоторое вознаграждение вошел в положение несчастных влюбленных и согласился совершить таинство бракосочетания.

Свадьба состоялась в небольшом греческом храме в Ливорно солнечным сентябрьским днем. Павел невольно сравнивал свое первое пышное венчание и теперешний скромный обряд. Его не трогало отсутствие царской роскоши, огорчало лишь, что вместо Сергея его благословлял камердинер, а шаферами были не августейшие братья и кузены, как раньше, а адъютанты. Зато с ним была его любимая женщина, к ногам которой он бросил все, что имел, – жизнь, честь, достоинство, – так же, как когда-то, без тени сомнения, рискнула всем и она.

Ольга была прекрасна в наряде из белых кружев. Огонь свечи золотыми бликами играл в ее шоколадных глазах, увлажненных слезами вымоленного счастья. В то же время дух авантюризма, всегда живший в ее творческой натуре, а теперь щедро подпитываемый туманностью будущего, ощущением риска и приближающегося неизбежного наказания, придавал ее очам волнующий блеск. Она излучала ярчайшие эмоции, накрывая ими всех вокруг. Ее энергия заполняла собой все пространство, не оставляя пустот. Накануне она бурно убеждала Павла, что Государь слишком любит его, чтобы сурово карать за благородный, в общем-то, поступок, каковым она считала женитьбу на себе. Ее уверенность в своей правоте и безграничное воодушевление были весьма убедительны, особенно в глазах влюбленного мужчины. Павел оказался в плену ее экзальтированных фантазий, хотя его здравый смысл нет-нет и подавал ему сигнал тревоги, от которого он пытался отмахнуться, как от назойливой сентябрьской мухи.

Скоро судьба показала молодоженам свои когти. Реальность постучалась в дверь съемного дома Его Императорского Высочества посыльным с телеграммой, отправленной Государем, который узнал от министра внутренних дел Плеве о браке дяди. Ники задал Павлу прямой вопрос. Врать Царю Великий Князь не смел, поэтому, холодея от осознания собственного безрассудства, сознался. Этот миг все равно бы настал, сколько ни оттягивай. Отправив ответную телеграмму племяннику, Пиц сел за письмо Сергею. Он мучился в поиске слов, которые помогли бы достучаться до сердца брата. Прочтя очередную версию исповеди, он рвал исписанные листки и снова брался за перо. Ольга пыталась предложить свою помощь, но Павел хотел сделать это сам. Он был уверен, что Сергей тут же учует чужой слог, обороты и это оттолкнет его еще больше.

В конце концов, письмо было готово и отправлено. Шли дни, ответа не было. Через две нескончаемых недели пришли вести с Родины. Император был страшно разгневан. Он разрешил развод Пистолькорсов при условии, что никакой свадьбы не будет, на что ему дано было обещание, пусть и через третье лицо. Монарх счел это настоящим предательством. И от кого? От любимого дяди Пица! Как мог так вероломно поступить родной брат отца, человек, который даже без присяги должен был бы опекать и защищать его?

Павел получил то же наказание, что и кузен Михаил Михайлович, женившийся на внучке Пушкина, более двадцати лет назад. Его отстранили от службы, запретили возвращаться на Родину и изъяли оставшиеся в России средства в пользу детей. Царь был с ним суров. Да, племянник предупреждал о последствиях, и все же теплилась надежда, что мягкий, добрый Ники поймет несчастного вдовца и пожалеет его.

За карой Царя последовал и ответ Сергея, отправленный из Дармштадта, где московский генерал-губернатор пытался залечить душевные раны в кругу родственников жены. Брат был совершенно раздавлен новостью о женитьбе и решительно отказывался сообщать ее детям, советуя Павлу сделать это самому. Он с новой силой сокрушался о грехе Пица перед Государем и Россией. И все же Сергей не отвергал заблудшего брата. Великий Князь испытывал к Павлу самые настоящие отеческие чувства и даже в сложившейся ситуации оставлял