У нее за плечом я замечаю Боба из охраны, распахивающего ворота перед военным грузовиком. Человек в обычной военной форме спрыгивает из высокого бронированного автомобиля и дает ему листок бумаги. После того как Боб кивает и они пожимают друг другу руки, военный запрыгивает обратно, и грузовик едет по западному подъемному мосту.

Они меняют гвардейцев. Раньше это происходило каждый день или раз в два дня. Но с недавнего времени они, наверное, поняли, как непрактично выдергивать группу молодых людей и грузовик, груженный формой, всего на одну ночь, так что теперь каждый полк проводит здесь неделю, охраняя мой дом. Это всегда лотерея – кто будет следующим, по крайней мере, для нас. Я узнаю об этом только в понедельник, когда бросаю смущенные взгляды на часового, которому на этот раз повезло видеть меня, несущуюся на работу и размахивающую руками, точно капитан Джек Воробей.

Я не знаю, это гренадеры (полк Фредди) или нет. В стандартной форме цвета хаки и беретах их невозможно отличить на расстоянии. И не то чтобы я очень старалась, разумеется…

– Кхм, простите, можно нам все-таки наши билеты? – Я выхожу из краткого транса и возвращаюсь к покупательнице, которая нервно оглядывается, пытаясь определить, на что я так залипла. Рядом с ней появляется гигантских размеров мужик и тоже пялится в окошко, его лицо оказывается так близко, что я вижу темные волоски у него в носу.

Я откашливаюсь.

– Прошу прощения, конечно. Вот ваши билеты. – Я нажимаю на клавиши, распечатываю билеты и отправляю всех четверых гулять по Тауэру. А затем перегибаюсь через стол, прижимаю лицо к стеклу и пытаюсь хоть краем глаза увидеть тот грузовик, но он давно уже уехал. От неожиданного появления в окне руки с фальшивым загаром, за которым следует стук, я вздрагиваю и падаю обратно в кресло. Трое придурков вернулись из паба и помирают со смеху. Я краснею, но чувствую небольшое удовлетворение, глядя на то, как Саманта потирает ушибленную руку, – ее тощие кисти не чета дюймовой толщине специального стекла. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается.

Все, о чем я могу думать в оставшееся время, – это смена часовых. Вероятность того, что в том грузовике, возможно, сидел Фредди, держа на коленях коробку со своей медвежьей шапкой, заставляет меня волноваться. Впрочем, это приятное волнение: как когда от предвкушения чего-нибудь замечательного дрожат пальцы, а не когда кажется, что от одной мысли о чем-то того и гляди понадобятся новые трусы.

Отвлекаться мне не на что, и я, забегая вперед, начинаю придумывать, что бы я могла ему сказать, реши Фредди снова прийти и спасти меня из моего рабочего ада. Я поблагодарю его, от всей души. Может быть, предложу снова выпить кофе, чтобы отплатить ему за прошлый раз. Или скажу, что колдстримские гвардейцы намного скучнее и не умеют смирно стоять. Ему, может быть, это понравится.

Но что, если он на самом деле не собирается со мной дружить? Он ведь так и не попросил у меня номер телефона. Даже не намекнул. Что, если он один из тех персонажей, типа Хью Гранта, чья хроническая вежливость втягивает их в ситуации, из которых они потом не могут выбраться? Я что, заставляла его сидеть и слушать мои излияния? Господи… А что, если он вернулся в караулку и смеялся там надо мной с другими гвардейцами?

Приятная нервная дрожь в пальцах быстро превращается в нервный спазм в животе…

Мне хочется залепить самой себе пощечину, чтобы только прекратить заниматься бесконечными домыслами. Это он пригласил меня выпить кофе. И, скорее всего, я просто себя накручиваю, а в грузовике сидели летчики в серо-голубых мундирах, которые и встанут завтра утром на посту. Да остынь ты наконец, женщина.

Я заканчиваю работать, и до захода солнца остается еще несколько часов, так что я решаю, отгуляв свое ночью, доделать некоторые домашние дела. Например, повесить белье, пока длится краткая передышка от бдительных взглядов туристов, заглядывающих через стену. Бифитеры расходятся по домам, а я развешиваю стирку. На этой неделе это в основном мои менструальные трусы, такие огромные и удобные, что, я уверена, один из воронов мог бы устроить в них неплохое гнездо.

Расправившись с половиной корзины, я вешаю очередную пару трусов, слегка выцветших от многочисленных стирок и, кажется, от других линяющих вещей, когда меня отвлекает звук мотора. Обернувшись, я вижу белый микроавтобус, с грохотом переваливающийся через «лежачего полицейского» прямо перед моим домом. Я на всякий случай улыбаюсь – а вдруг я знаю водителя – и глазею на него некоторое время, стоя посреди моего стремного белья. В ответ двенадцать пар мужских глаз глазеют на меня. Почти не думая, я смахиваю самые страшные трусы с веревки и прячу их за спину, роняя прищепки. Одна из них падает мне на голову и запутывается в волосах. Сердце колотится у меня в груди, а лицо щиплет выступивший от стыда пот.

Это микроавтобус, перевозящий гвардейцев с их базы в Вестминстере на базу в Тауэре, и он еле ползет. Очевидно, тяжелый грузовик, который я видела сегодня днем, доставил только их амуницию, или что им там нужно, чтобы стоять на часах у королевского дворца. Я вижу каждое ухмыляющееся лицо, которое таращится на мои трусы. И – о, вы только посмотрите – в заднем ряду, прямо у окна, сидит Фредди. Как назло, а может, на счастье, он единственный не смотрит на меня, его внимание сосредоточено на парнях, сидящих впереди него, и я вижу, как он шутливо пихает одного из них в затылок после не слышного мне обмена репликами и почти улыбается.

В конце концов они проезжают, и, когда микроавтобус наконец заворачивает за угол у дома Линды, я поворачиваюсь к веревке и сдергиваю все до единого трусы, рассыпая прищепки по бетону. Забегая в дом с кучей белья под мышкой, я решаю, что все прекрасно высохнет на металлической спинке моей кровати. Однако сделанного не воротишь. Мои щеки, к сожалению, все еще того же цвета, что и мои единственные сексуальные красные кружевные трусики, и я со стоном бросаюсь на кровать лицом в подушки.

Глава 8

У Королевской сокровищницы, на своем обычном месте, я вижу медвежью шапку – еще до того, как вижу ее владельца. Она достает до арки в караульной будке, перед которой он стоит, и я развлекаюсь тем, что представляю, как ему приходится наклонять свой длинный и широкий корпус, чтобы войти внутрь.